– Зачем ты всегда притаскиваешь сюда воду, Густав?
– Чтобы вы, господин Фаландер, не сожгли себя.
– А тебе какое до этого дело? Разве я не могу сжечь себя, если захочу?
– Господин Фаландер, не будьте сегодня нигилистом!
– Нигилистом! Кто тебя научил этому слову? Откуда оно у тебя? Ты с ума сошел, парень? Ну, говори!
Он поднялся из-за стола и сделал пару выстрелов из своих темных револьверов.
Густав даже потерял дар речи, настолько его поразило и испугало выражение лица актера.
– Ну, отвечай, мой мальчик, откуда у тебя это слово?
– Его сказал господин Монтанус, он приезжал сегодня из Тресколы, – ответил Густав боязливо.
– Вот оно что, Монтанус! – повторил мрачный гость и снова сел за стол. – Монтанус – мой человек. Этот парень знает, что говорит. Послушай, Густав, скажи мне, пожалуйста, как меня называют… ну, понимаешь, как меня называет этот театральный сброд. Давай, выкладывай! Не бойся!
– Нет, это так некрасиво, что я не могу сказать.
– Почему не можешь, если доставишь мне этим маленькое удовольствие. Тебе не кажется, что мне нужно немного развеселиться? Или, быть может, у меня такой довольный вид? Ну, давай! Как они спрашивают, был ли я здесь? Вероятно, говорят: был ли здесь этот…
– Дьявол…
– Дьявол? Это хорошее прозвище. По-твоему, они ненавидят меня?
– Да, ужасно!
– Великолепно! Но почему? Что я им сделал дурного?
– Не знаю. Да они и сами не знают.
– Я тоже так думаю.
– Они говорят, что вы, господин Фаландер, портите людей.
– Порчу?
– Да, они говорят, что вы испортили меня, и теперь мне все кажется старым!
– Гм, гм! Ты сказал им, что их остроты стары?
– Да, и, кстати, все, что они говорят, тоже старо, и сами они такие старые, что меня от них просто воротит!
– Понятно. А тебе не кажется, что быть официантом тоже старо?
– Конечно, старо; и жить тоже старо, и умирать старо, и все на свете старо… нет, не все… быть актером не старо.
– Вот уж нет, мой друг, старее этого нет ничего. А теперь помолчи, мне надо немного оглушить себя!
Он выпил абсент и откинул назад голову, прислонив ее к стене, по которой тянулась длинная коричневая полоса, прочерченная дымом его сигары, поднимавшимся к потолку в течение шести долгих лет, что он здесь сидел. Через окно в зал проникали солнечные лучи, но сначала они пробивались сквозь легкую листву высоких осин, трепетавшую под порывами вечернего ветерка, и тень от нее на противоположной от окна стене казалась непрерывно движущейся сетью, в нижнем углу которой вырисовывалась тень от головы с всклокоченными волосами, похожая на огромного паука.
А Густав тем временем снова сел возле долговязых часов и погрузился в нигилистическое молчание, наблюдая, как мухи водят хоровод под потолком вокруг аргандской лампы.
– Густав! – послышалось из паутины на стене.
– Да? – откликнулся голос откуда-то из-за часов.
– Твои родители живы?
– Нет, вы же знаете, господин Фаландер, что они умерли.
– Тебе повезло.
Продолжительная пауза.
– Густав!
– Да?
– Ты по ночам спишь?
– Что вы имеете в виду, господин Фаландер? – спросил Густав, краснея.
– То, что я сказал!
– Конечно, сплю! Отчего бы мне не спать?
– Почему ты хочешь стать актером?
– Мне трудно это объяснить. Мне кажется, что тогда я буду счастлив.
– А разве сейчас ты не счастлив?
– Не знаю. Думаю, что нет.
– Господин Реньельм был здесь после приезда в город?
– Нет, не был, но он хотел с вами встретиться сегодня, примерно в это время.
Продолжительная пауза; вдруг дверь открывается, и в широкую, чуть вздрагивающую сеть на стене вползает тень, а паук в углу делает торопливое движение.
– Господин Реньельм? – спрашивает мрачный гость.
– Господин Фаландер?
– Милости прошу! Вы искали меня сегодня?
– Да, я приехал утром и сразу же отправился на поиски. Вы, конечно, догадываетесь, о чем мне нужно с вами поговорить; я хочу поступить в театр.
– О! Правда? Меня это удивляет!
– Удивляет?
– Да, удивляет! Но почему вы решили говорить именно со мной?
– Потому, что вы выдающийся актер, и еще потому, что наш общий знакомый, скульптор Монтанус, рекомендовал мне вас как прекрасного человека.
– Да? И чем я могу вам помочь?
– Советом!
– Не хотите ли присесть за мой стол?
– С удовольствием, если вы разрешите мне быть хозяином.
– Этого я не могу вам разрешить…
– Тогда каждый за себя… если вы ничего не имеете против.
– Как угодно! Вам нужен совет? Гм! Будем говорить начистоту, да? Тогда слушайте и принимайте к сведению все, что я сейчас скажу, и никогда не забывайте, что в такой-то день я сказал вам все это, ибо я полностью отвечаю за свои слова.
– Слушаю вас.
– Вы заказали лошадей? Еще нет? Тогда заказывайте и немедленно возвращайтесь домой!
– Вы считаете, что я не способен стать актером?
– Нет, почему же! Я никого не считаю неспособным играть на сцене. Напротив. Каждый человек в большей или меньшей степени способен исполнять роль другого человека.
– Да?