– Заткнись, Евгения! – в сердцах рявкнул Вадим.
Глупая девчонка говорила слишком громко. Ее дурацкие неосмотрительные слова вполне могли долететь туда, где их не должны были слышать.
– Джин, – уже громче фыркнула она.
– Чего? – не понял Вадим.
– Джин, говорю. Меня никто не называет Евгенией.
– Что за дурацкая кличка? – он передернул плечами – на этот раз с наслаждением: больше не нужно скрывать свои эмоции.
Они уже вышли из дома и шли к джипу, припаркованному среди темных сосен. Тусклый фонарь над домом едва освещал сгустившуюся темноту.
– Как водка, – фыркнула она. – Джин – та же водка, только звучит красиво.
– Ты еще и бухаешь! – не удержался от смеха Вадим. – Ну и тараканы у тебя в башке!
– На своих посмотри! – огрызнулась она.
Он расхохотался. В этой ситуации не было вообще ничего смешного. Вадим наверняка потерял клиента, в доме которого произошло жуткое убийство (депутат теперь точно не захочет этот дом, просто спихнет его кому-нибудь по дешевке), плетется ночью через лес черт знает где в сопровождении этого дурацкого чучела, которое невесть откуда свалилось на его голову. Это ей, между прочим, он дает работу, а она ему тыкает, хамит и утверждает, что у него тоже тараканы в голове.
Вадим смеялся и смеялся и вдруг поймал себя на мысли, что смеется впервые за много месяцев. Эта мысль повергла его в шок.
Они остановились возле машины. Вадим пиликнул сигнализацией.
– Садись.
– Что, и до дома довезешь? – в голосе дерзкой девчонки звучала издевка.
– Садись, дура! – улыбнулся он.
– Да ладно, – Джин с легкостью уселась на переднее сиденье. – Что я, не понимаю, что ли? Завтра в офисе я тыкать не стану и сделаю вид, что вообще с вами не знакома. Так что ничего не произошло!
– Если к тому времени я тебя не уволю.
– Увольняй! – дерзкая девчонка пожала плечами. – Мне как-то все равно. После того, что я увидела сегодня, мне действительно все равно.
Вадим сел в машину, захлопнул за собой дверь, но отъезжать не спешил.
– Чего ждем? – поинтересовалась она.
– А теперь говори – все, как есть. Хватит туфту гнать! – скомандовал он. – Говори все, как есть – и быстро! И помни: ты вляпалась в дерьмо, а я тебя вытащил. Я не обязан был тебя из полиции вытаскивать!
– Тогда зачем ты это сделал? – Джин уставилась на него. – Зачем ты следователю наврал?
– Не знаю, – он пожал плечами и задал вопрос в лоб: – Это ты убила ребенка?
– Господь с тобой! – вздрогнула Джин. – Я, вообще-то, в Бога не верю, но тут иначе не скажешь.
– Так я и подумал. Глупо было думать иначе. Поэтому я наврал. Но теперь я хочу знать правду. И учти: если надумаешь врать и вилять хвостом, я тебя не пойму.
– Ладно. Но предупреждаю: то, что ты услышишь, тебе не понравится.
– Это мои проблемы.
Джин вздохнула и начала говорить – все, как договаривались…
– Поэтому я оказалась в этом дурацком доме, – закончила она свой рассказ. – Надо ли говорить, что меня никто не встретил и никаких денег я не получила. Так что я пыталась сделать тебе подлость даром.
– Я догадывался о чем-то подобном, – он пожал плечами. – Когда я ловлю на подобном своих сотрудников, я тут же вышвыриваю их на воздух.
– Значит, ты вышвырнешь и меня, – сказала Джин.
Странно, но в ее голосе не было ни волнения, ни тревоги.
– Не факт. Может, и не вышвырну, если ты объяснишь мне вот это, – он бросил ей на колени рисунок. – Учти: если бы я показал этот рисунок ментам, ты бы оттуда не вышла.
– Почему же не показал?
Рисунок лежал изображением вниз, и Джин еще не видела, что на нем.
– Не знаю. Посмотри.
Джин перевернула рисунок. На несколько секунд в машине наступила гнетущая тишина. Вадим видел даже в полутьме, как краска отхлынула от ее лица, как расширились зрачки. Потом она горько заплакала.
Обхватив ладонями щеки, Джин заревела, заскулила так, как плачут очень маленькие дети, с хриплым придыханием, которое вырывалось из ее стиснутой горем груди.
Вадим подождал, когда она успокоится. Как и на большинство мужчин, женские слезы действовали на него угнетающе. Ситуация была невыносимо тяжелой, и он действительно не знал, как поступить.
– Я не знаю, – Джин все еще плакала, но слез было уже меньше. – Я не понимаю, что это такое… Мне страшно…
– Когда ты это нарисовала?
– Я не помню, как рисовала это. Но проект я закончила два дня назад.
– Да, я помню – два дня назад. Рисунок лежал под ворохом бумаг, которые действительно могли накопиться за два дня, – Вадим кивнул с самым серьезным видом, пытаясь ее успокоить. – Значит, ты нарисовала этот рисунок, когда девочка еще была жива. Вопрос: почему ты нарисовала именно это? Ты предвидела будущее?
– Не знаю. Я, честно, не понимаю, что произошло, – плечи Джин тряслись.
– Ты видела когда-нибудь эту девочку?
– Никогда в жизни!
– А этот дом?
– Нет. Впервые приехала сюда!
В голосе Джин не было ни капли лжи.
– Платье? – он методично продолжал допрос.
– Да, – она вдруг вытерла слезы, успокоилась и посмотрела на Вадима с каким-то странным выражением. – Да, я могла видеть платье. Я видела такое…
– Где, когда видела? Вспоминай!