Красная коробка

– Нет. – Фрост опять покраснел. – Я уже сказал, что мой бизнес – спектакли. Я могу заплатить вам гонорар – в пределах разумного и даже больше… Но мы должны прийти к соглашению. Конечно, сумма гонорара – это ваше дело, но мне думается, нужно разделить его. Половина за то, чтобы выяснить, откуда взялись конфеты, и вторая – за то, чтобы заставить мою кузину Элен уйти с этого места. Она так же упряма, как и вы, и вам, вероятно, придется сначала заработать первую половину, чтобы получить вторую. Но мне все равно. Если вам удастся вызволить ее оттуда, не выяснив причины смерти Молли Лоук, – половина гонорара ваша. Элен не испугается. С ней это не пройдет. У нее какое-то чертовски глупое представление об этом Бойде Мак-Нэре. Она называет его дядя Бойд. Она знает его всю жизнь. Он старый друг тети Келли, матери Элен. Затем есть еще этот остолоп – Геберт. Но мне лучше начать с самого начала, чтобы вы оценили все это… Ну, как? Пойдемте?

Вулф отодвинул кресло и поднялся на ноги. Он зашагал вокруг стола с равномерной, не без изящества, медлительностью,

– Сидите на месте, мистер Фрост, сейчас четыре часа, и я проведу два часа с моими растениями наверху. Мистер Гудвин, запишите детали. Все, что связано с отравлением мисс Молли Лоук и о затруднениях семьи Фростов, если они имеют к этому отношение. В четвертый раз, кажется, до свидания, сэр.

Он направился к двери.

Фрост вскочил.

– Но ведь вы поедете в город?

Вулф остановился и величественно повернул голову.

– Пойдите к черту. Вы отлично знаете, что еду. Но, если бы подпись Алекса Мартина стояла на этой заморской бумаге, я бросил бы ее в корзину. Он расщепляет луковицы… Расщепляет их! Арчи! Мы встретимся с мистером Фростом в кабинете Мак-Нэра завтра утром в десять минут двенадцатого.

Он ушел, несмотря на протесты клиента. Через открытую дверь кабинета я слышал из прихожей скрежет лифта, когда Вулф входил в него, и стук закрываемой двери.

Фрост повернулся ко мне. Краска на его лице могла появиться как от удовлетворения достигнутым успехом, так и от раздражения на задержку. Я оглядел его как будущего клиента – волнистые светло-каштановые волосы, зачесанные назад, широко открытые карие глаза, которые говорили о сообразительности, большой нос и широкая челюсть, делающие лицо слишком тяжелым даже для шестифунтового веса Фроста.

– И все-таки я очень обязан вам, мистер Гудвин. – Он сел. – Очень умно было с вашей стороны посоветовать не ходить к Мартину. Вы оказали мне большую услугу, и уверяю вас, я ее не забуду…

– Пустой номер. – Я отмахнулся от него. – Я уже говорил вам, что мои советы идут только на пользу конторе. Я поддерживаю вас, чтобы оживить наши дела, а также в целях научного эксперимента, чтобы выяснить, сколько потребуется эргов энергии, чтобы сдвинуть его с места… У нас давно не было подходящего случая.

Я достал записную книжку и карандаш, повернул стул и вытащил блокнот.

– Между прочим, мистер Фрост, не забудьте, что номер с письмом вы придумали сами. Мне это не положено.

– Конечно. – Он кивнул. – Строго секретно. Я никогда не упомяну вашего имени.

– О'кэй!

Я открыл записную книжку на чистой странице.

– Ну, теперь об этом убийстве, расследование части которого вы хотите купить. Выкладывайте!

Глава 2

Итак, на следующее утро я вел Ниро Вулфа навстречу стихии – впрочем, в то утро сияло яркое теплое мартовское солнце.

Я говорю: «вел его», потому что представлял себе силу убеждения, которая могла бы заставить его поступить вопреки всем правилам. За двери дома вытащило его, обозленного, мрачного, в пальто, шарфе, с тростью, в том, что он называл гетрами, и в черной фетровой шляпе восьмого размера, надвинутой на самые уши, имя Винольда Глюкнера, возглавлявшее подписи вышеуказанного письма. Того Глюкнера, который получил недавно от агента в Сараваке четыре луковицы розовой орхидеи «целогина пандурата», никогда не виданной прежде, и пренебрег предложением Вулфа заплатить три тысячи долларов за две из них. Зная, каким скупым был старый страшила Глюкнер, я сомневался, расщедрится ли он на эти две луковицы, независимо от того, сколько убийств расследует Вулф по его просьбе, но во всяком случае бомбу я подложил.

Отъезжая от дома на Тридцать пятой улице около реки Гудзон, где Вулф прожил около двадцати лет, а я с ним почти половину из них, я вел «седан» по направлению к Пятьдесят второй улице, стараясь, чтобы машина шла по возможности гладко. За исключением одного случая. На Пятой авеню, около Сорок третьей улицы, была идеальная маленькая канавка около двух футов в поперечнике, и я сманеврировал так, что с размаху влетел в нее. Я посмотрел в зеркало на Вулфа, сидящего на заднем сиденье. Лицо его перекосилось от злости.

Я сказал:

– Сожалею, сэр, ремонтируют улицы.

Он ничего не ответил.