Красная лента

Он прижал ладонь к моей щеке, и я почувствовал запах древесного сока, лака, янтаря, даже аромат сердцевины и ее плотность. Я почувствовал само дерево, изнемогающее под весом плодов, поворачивающее листву навстречу солнцу.

Я верил, что могу. Хотел верить, что могу.

Ребенок с воображением…

Только позже, много лет спустя, я понял опасность воображения, но к тому времени было уже слишком поздно.

— Она покинет нас, — прошептал отец, закрыл глаза и глубоко задышал. — И тогда останемся только ты и я, парень. Только ты и я.

Мне кажется это ироничным, весьма ироничным.

Последние несколько дней я смотрел новости. Прямо здесь, в Вашингтоне, недалеко, буквально в шаге от Белого дома. Зная результаты выборов, я понимаю, к чему все идет.

Кэтрин мертва, а я знаю, что бы она подумала, что бы сказала.

— Это была моя жизнь. Такой я ее запомню.

Она бы посмотрела на меня, сквозь меня так, как только она умеет, и сказала:

— То, как все это организовано, весь мир, понимаешь? То, как организован мир, — СМИ, пропаганда, тип мышления, который они формируют с помощью телевидения, фильмов, рекламы и прочего, — все направлено на то, чтобы ты поверил, что ты ничто. Я ни разу не встречала взрослого человека, верящего в счастье. Счастье — удел детей. Ты только в восьмом классе, а жизнь уже потрепала тебя так, что начинаешь гадать: а в чем смысл? Это мы проходили. Я видела вещи, которые врагу не пожелаешь увидеть. Это была прекрасная история, рассказанная об ужасных вещах, — такая же американская, как напалм.

А может быть, и нет.

Возможно, она бы просто попрощалась.

Или, возможно, не попрощалась бы, потому что прощание означает конец, а Кэтрин верила в вечный кругооборот.

Возможно:

— Au revoir…[3]

Но, черт возьми, мне горько, и я устал. Я видел и слышал отвратительные вещи так долго, что они стали частью меня. Возможно, все не так уж плохо. Может быть, мы и правда не делали всего того, что я видел. Возможно, я ошибся. Мой взор затуманился. Я видел одно, а думал, что это нечто другое. Вот что случилось.

Не считая одного. Того, что положило начало всему этому. Того, с чем мы, как нам с Кэтрин казалось, могли совладать.

Так мы и поступили. Мы сделали. Теперь слишком поздно идти на попятную.

И пока мир занимается тем, чем занимается, пока американский народ гадает, изменится ли ситуация теперь, когда республиканцы утратили преимущество в конгрессе, я иду на работу, занимаюсь своим делом и жду, что полиция появится у меня на пороге и сообщит то, что я ожидаю услышать.