Красная лилия

Он посмотрел на меня внимательно, машинально поправил галстук жестом, показывающим: все должно быть корректным и чистым, он, боже упаси, не станет принимать участия в каких-либо легкомысленных действиях.

— Речь идет об убийстве, — я конспираторски наклонился к нему. Он откинулся на спинку своего высокого стула.

— Убийство? Офицера? — он испуганно смотрел на меня.

— Во всяком случае не Карла XII. Так что можешь успокоиться. Нет, между нами говоря, убит один человек, и вполне возможно, что речь идет о вымогательстве, — соврал я, но только чуть-чуть. Ведь скрытую угрозу Густава можно назвать и так. — А я помогаю полиции в расследовании.

— Ты? Но ты же торгуешь антиквариатом?

— Точно. Это-то их и привлекло. Когда у них появляется слишком слабая теория, которая базируется больше на интуиции, чем на фактах, они посылают меня. Если они дадут маху, то могут быть привлечены к судебной ответственности инспектором по юридическим вопросам и все такое прочее, а я простой торговец антиквариатом, что с меня возьмешь: просто жертва плохой репутации.

— Понимаю, — сказал он медленно. Но я видел, что он не понимал.

— Я очень хороший друг ведущего расследование. И он попросил меня кое-что деликатно разузнать, что самому ему не удается.

— А почему не удается? — подозрительность вновь вернулась к нему.

— Потому что это станет известным, газеты раздуют дело, и он рискует, что может пострадать кто-нибудь невинный. Сейчас они только на стадии догадок. Вот поэтому я здесь.

— А-га, — сказал он неуверенно, подергал свою тонкую бородку и нервно покрутил широкое кольцо доктора наук. — Что бы ты хотел узнать подробнее?

— Знаешь ли ты генерала по имени Габриель Граншерна?

— Граншерна, Граншерна, — он посмотрел через окно, и рука снова оказалась в бороде. — Не могу точно сказать, что знаю. Что-то такое припоминается, но не могу вспомнить точно — что. Он, должно быть, на пенсии?

— Да, минимум лет десять. Не знаю, может быть, он был как-то связан с делом Веннерстрёма или замешан в нем. Или он совершил когда-то какой-то необдуманный поступок.

— Прямо вот так сказать ничего не могу, но могу посмотреть, нет ли чего-нибудь в наших досье. Сейчас у нас здесь работают несколько историков и пользуются для своих исследований архивом. Я посмотрю, что можно сделать. Если найду что-нибудь, что можно выдавать. Ты понимаешь, у нас очень строгие правила. Например, никаких секретных документов выдавать нельзя.

— Понимаю, — сказал я и встал. — Во всяком случае, очень мило с твоей стороны не отказать мне в помощи. И не сбивайся с ног с этим делом. Я, как всегда, рыскаю в неизвестности. Если найдешь что-нибудь, позвони, ладно?

Но он не позвонил. Шли дни, и будни затянули меня: я приводил в порядок счета, планировал, что купить для рождественской торговли, изучал списки аукционов и возможные цены. И вот однажды вечером, когда я смотрел по телевизору какую-то американскую комедию, он позвонил.

— Говорит Ингвар Нурдлюнд. Ты один?

— Да, и телефон не прослушивается, — сказал я, пытаясь пошутить.

Но казалось, что он не настроен на шутки.

— Я нашел кое-что, возможно, интересное для тебя. Но ты должен действовать конфиденциально. Мне не положено давать информацию такого рода. Но раз уж речь идет об убийстве и я знаю, что некоторые случаи ты распутывал. А потом можешь намекнуть полиции — они могут выбрать служебный путь. Это важно.

Я понял. Служебный путь важен, даже если ты работаешь в Музее армии.

— Чертовски мило с твоей стороны. Я никогда не назову твоего имени. Так на что ж ты наткнулся?

— У нас проводится сейчас исследование о шведах, участвовавших в войне на стороне Гитлера. Не мы непосредственно, а один исследователь пользуется нашим архивом. Я говорил с ним, проглядел его документы, — и он замолк.

— Ну и?..

— Оказывается, несколько сотен шведов служили в немецкой армии во время войны. Большинство из них — младший командный состав, молодые парни, дравшиеся против мирового коммунизма и наивно верившие в свою непогрешимость. Хотя чаще всего — жажда авантюризма. Они получили образование в Германии, а потом как пушечное мясо были отправлены на Восточный фронт. Здесь они сначала поступали в танковую дивизию СС «Викинг». Потом большинство из них были переведены в дивизию СС «Нурдланд».

— Прости, что ты сказал?

— «Нурдланд», дивизия СС «Нурдланд».

Вдруг я снова оказался в столовой Халлингов. Мягкий отблеск горячих языков пламени, возбужденные гости. Смех, звон бокалов. И голос Густава. Ясный и холодный. «Наша героическая Нурдланд[14], барьер против варварства».

— Алло, — послышался голос. — Куда ты исчез?

— Я здесь. Просто кое-что вспомнил. Довольно интересное. Больше, чем ты можешь себе представить. А ты нашел Граншерну в документах?

— И да и нет.

— Что ты имеешь в виду?