Красная лисица

Арчи Карпентер смотрел на нее, не отрываясь. Она была непохожа на тех, с кем ему приходилось иметь дело, когда он служил в Специальном Отделе в Лондоне. Его карьера охватывала годы до ирландских событий, до того, как бомбы начали взрываться всерьез. В те дни Карпентер видел мало хорошего, потому что его больше всего занимали чреватые последствиями махинации торговых стюардов, воинствующие марксисты и старый источник вдохновения — Советская торговая делегация из Хайгейта. Его отделение было старым, почти археологическим образцом, застывшим в ледяном веке до того, как стала известна новая техника борьбы с городскими террористами. Борец герильи был для Арчи Карпентера новым явлением, о чем он знал только из газет и телевизионных передач. Сейчас ему казалось, что в этой женщине не было ничего такого, что позволяло бы поставить ее на пьедестал. А чего ты ожидал, Арчи? Рубашки с короткими рукавами в духе Че Гевары и серпа и молота, вытатуированных на лбу?

Телефон на письменном столе Карбони зазвонил.

Действительно трудно предвидеть, что произойдет. Преступники по всему миру одинаковы. Политические и уголовные. Они становятся большими, перекормленными шаловливыми детьми, когда вдыхают воздух свободы. Несчастными маленькими ублюдками, когда за ними захлопывается дверь, и им предстоит просидеть двадцать лет на тюремной койке.

Карбони схватил трубку, чуть не выдернув ее из аппарата.

— Карбони.

— Это тот звонок, которого вы ждали, дотторе.

— Соедините.

* * *

В телефонной будке отсутствовала лампочка. В полутьме Джанкарло следил за секундной стрелкой на своих часах: она двигалась медленно. Он знал о том, какое время ему требовалось, и какая таится опасность в этом разговоре. Одной рукой он держал трубку, плотно прижатую к правому уху. Шум ресторана оглушал.

— Карбони слушает.

Голос исчезал и вновь возникал в металлическом шуме.

— Баттистини.

Он назвал собственное имя, его раздражало притворство.

— Добрый вечер, Джанкарло.

— У меня мало времени...

— У тебя столько времени, сколько тебе понадобится, Джанкарло.

Пот струился ручьями по лицу юноши.

— Вы удовлетворите требования Нуклеи Армати Пролетари...?

Голос его осекся.

— Требования Джанкарло Баттистини — еще не требования наповцев.

— Мы принадлежим к одному движению, мы...

Он замолк, поглощенный тиканьем часов на руке, которое влекло его к поражению.

— Ты слышишь, Джанкарло?

Юноша колебался. Сорок секунд уже прошло, сорок секунд из двух минут, которые требовались для того, чтобы выследить его.

— Я требую свободы Франки... если вы дорожите жизнью Аррисона, вы должны на это пойти...

— Это очень сложный вопрос, Джанкарло. С ним связано очень много проблем.

В его ответах было ужасное мертвенное спокойствие. Он бросил вызов, но не мог припереть их к стенке и оставить в таком положении.

Прошло уже около минуты.

— У меня только один вопрос, Карбони: да или нет?

В искаженном голосе впервые послышалась нотка беспокойства, шум дыхания смешивался с атмосферными помехами.

— Здесь Франка, чтобы поговорить с тобой, Джанкарло.

— Да или нет, это мой вопрос.

Прошло уже больше минуты: стрелка начала проходить второй круг.

— Сейчас с тобой поговорит Франка.

Глаза всех присутствующих в комнате обратились к лицу Франки Тантардини.

Карбони прижимал телефонный микрофон к рубашке, вглядывался в женщину, будто старался увидеть, что у нее глубоко в мыслях, но видел только лишенные эмоций гордые, спокойные глаза, и знал, что это решающий момент. По выражению ее рта и положению рук, которые лежали спокойно, не выказывая нетерпения, ничего нельзя было прочесть. Полная тишина, и атмосфера будто свинцовой тяжести, которую даже не знающий итальянского языка Карпентер, мог почувствовать и которой страшился.

— Я доверяю вам, Франка.

Это были едва слышные слова, и рука Карбони с телефонной трубкой потянулась навстречу руке Тантардини.

Теперь в ее улыбке были беззаботность и небрежность. Что–то почти человеческое. Длинные стройные пальцы потянулись к толстым обрубкам Карбони. Когда она заговорила, голос ее звучал ясно, это был голос образованного человека, в нем не было ничего грубого, никакого слэнга, ничего от языка отбросов общества.

Дочь состоятельных родителей из Бергамо.

— Это Франка, мой маленький лисенок... не перебивай меня. Слушай. Слушай меня и дай закончить. Сделай так, как я тебе скажу, точно так, как я тебе скажу. Они просили меня приказать тебе, чтобы ты сдался. Они просили меня сказать тебе, чтобы ты отпустил англичанина...

Карбони тихонько скользнул глазами по своим часам. С момента начала разговора прошла минута и двадцать секунд. Он представлял, как суетятся сейчас работники Квестуры. Выделение коммуникации, оценка процесса набора цифр, прослеживание соединения обратно к его источнику. Он напрягся и подался вперед, чтобы лучше слышать ее слова.

— Ты просил о моей свободе, лисенок. Послушай меня. Свободы не будет. Это я говорю тебе, Джанкарло. Это последний...