Красная луна

— Один мой друг говорит: можно превысить скорость на семь миль и тебя не остановят. — Удивительно, но голос у нее не дрожит. — Что якобы вы прощаете эти семь миль. Это правда?

— Не надо превышать скорость.

— Ладно. Не буду. Но это правда?<

> — Я вот, например, никогда скорость не превышаю.

Внутри открытки написано: МАМ. Мать Адского Множества. М. А. М. Акроним. Клэр думает совсем о другом, когда снова открывает рот:

— То есть вы все-таки штрафуете тех, кто превышает скорость на семь миль?

Патрульный снова отпивает из кружки, а потом ставит ее на кассу. Позади высится полка с пачками сигарет, зажигалками и энергетиками.

— Когда как, раз на раз не приходится. Может, тебе в тот день суждено быть оштрафованной. А может, и нет, — философствует полицейский. — Может, я в хорошем настроении, а может, в плохом. — Он выуживает из кармана мелкие монетки. — Дам такой совет: если тебе вдруг захочется сделать какую-нибудь глупость, вообрази меня и представь, что я не в духе.

— Хорошо, — отвечает Клэр.

И полицейский выходит из магазина. Да и она сама уже тоже выкинула его из головы. Рюкзак падает на пол, и девушка торопливо роется в нем в поисках ручки и бумаги. Глаза ее лихорадочно блестят, губы плотно сжаты. Она мысленно вспоминает изображенные в письме отца созвездия. Сидя на полу в пустом магазине, Клэр торжественным голосом, словно исполняя древний ритуал, перечисляет их названия вслух:

— Индеец. Щит. Индеец. Малая Медведица. Индеец. Рыбы. Индеец. Андромеда. Малая Медведица.

Глава 10

Мириам устала ждать. Женщина не выходит из коттеджа уже две недели, беспрерывно меряет шагами комнаты и каждую минуту ждет, что вот сейчас отключится электричество или вода. Шея болит: ведь она каждую ночь спит в ванной. Зубы ноют: ведь она постоянно ими скрежещет. Глаза щиплет: ведь она все время вглядывается в щели, выпиленные в фанерных ставнях.

Иногда из леса доносится чей-то смех. Иногда срабатывают датчики движения, и ночь освещается призрачным светом. Однажды утром что-то шлепнулось на крыльцо. «Наверное, газету доставили», — спросонья подумала Мириам. А потом нашла на коврике у двери окровавленного дохлого кролика. Так проходят две недели.

Мириам никогда не обходилась столько времени без трансформации. Сейчас она уже не доверяет той своей половине. Так алкоголик не доверяет себе, глядя на бутылку виски. Он знает: пообещаешь, что выпьешь всего один глоток, а потом жадно выхлестаешь все и вечер закончится битьем посуды и синяками, а под дверью будут реветь полицейские сирены. Превратившись, Мириам разнесет коттедж и выберется наружу.

Она старается занять себя. До изнеможения прыгает через скакалку. Отжимается и качает пресс на ковре в гостиной. Играет сама с собой в шахматы. Читает книги в бумажных обложках в шкафу, среди прочих — «Странную историю доктора Джекила и мистера Хайда». Нижние полки заставлены детскими книжками. Мириам берет одну в руки и открывает, словно чтобы убедиться: слова и картинки все еще там, никуда не исчезли. На глаза ей попадается и написанный мужем манифест под названием «Революция» — изданная на собственные средства книга размером с добрый кирпич. На обложке изображен человек, отбрасывающий волчью тень. Нет уж, как бы скучно ей ни было, «Революцию» она читать не будет.

Мириам съедает целый пакет чипсов и слизывает с пальцев крошки и соль. Грызет арахис, жует печенье и зерновые батончики. Трет сыр, нарезает перцы и жарит омлет из шести яиц. У нее в руке постоянно чашка с кофе. Она все время голодна.

Вечером становится и того хуже. Сегодня луна почти полная и так волнует кровь. Рот женщины наполняется слюной. Мускулы ее похожи на туго стянутые пружины и не расслабляются, сколько ни разминай. Мириам стискивает зубы и принимается глубоко дышать, словно после пробежки. Каждый шорох заставляет ее бросаться к окну с пистолетом в руке. Каждая тень — прищуриваться. Раз за разом она обходит дом, вглядываясь через пропиленные окошки в лес.

Свет Мириам не включает, чтобы лучше видеть в темноте. В полумраке щели на окнах едва светятся, как прищуренные голубые глаза. Она останавливается в гостиной, падает на пол и двадцать пять раз отжимается, потом еще минуту лежит, прижавшись щекой к ковру и затаив дыхание. Что-то изменилось. Словно где-то распахнулась дверь, словно резко подпрыгнуло атмосферное давление.

Мириам медленно встает и идет к окну. Щель такая узкая, что приходится прижиматься к фанере носом и лбом. Неровный деревянный край царапает кожу. Проходит целая минута. Наконец на краю чащи оживает и отделяется от деревьев тень. Ветвистые рога, на морде сияет ярко-белая полоска. Олень.

Мириам закрывает глаза, а когда вновь открывает их, весь мир отступает назад, реальным остается только олень, словно оказавшийся в луче прожектора. Животное опускает голову и принимается щипать траву. Женщина проводит языком по зубам. Кровь прилила к груди, там что-то трепещет. Мириам представляется, что вместо ребер у нее внутри клетка и кто-то вцепился в прутья черными пальцами, рвется наружу, уже почти вырвался.