– Не повезло Тиму. В самый последний момент поймал головой пулю из полицейского автомата. А у тебя, Даночка, как назло, холодильник потек. Нам пришлось захоронить тело в космосе, со всеми соответствующими почестями, о чем мы составим акт. И я бы рекомендовал действительно холодильник сломать временно, а то мало ли, вдруг проверят… Все меня слышали? Молодцы. Ну, пойдемте.
Идут, куда они денутся.
Дана кладет «жучка» под микроскоп, под сканер, под еще какую-то штуку и уверенно говорит:
– Он не может излучать. Это отражатель. Вот почему он сигналит через неравномерные промежутки времени. Когда попадает в луч.
– Нас кто-то щупает лучом? Пока мы идем на хайдрайве? Что за излучение такое? Как это может быть?
– А я знаю?
– Хорошо, зато я знаю, что делать. Эй, полковник! Тащи Тима в аварийный шлюз, положи «жучка» ему в карман – и за борт. Действуй.
Борисыч повинуется мне безропотно и молча.
– Пока будешь возиться с телом, подумай, что нам скажешь, когда вернешься! – кричу ему вслед.
Борисыч как-то неконкретно дергает одним плечом.
– Ты бы полегче с ним, – говорит Дана.
– Давай-ка сядем, командир.
Она садится в кресло, разворачивается ко мне, закидывает ногу на ногу.
– Мне нужны прямые, честные, короткие ответы, командир. Ты понимаешь, что я за тебя убью? Убил прямо сейчас. Только ради тебя. Это не любовь. Это дружба.
Вместо ответа Дана тянется ко мне, но я останавливаю ее взглядом.
– Он тебе нужен? – Я тычу пальцем в ту сторону, куда ушел Борисыч.
– Да, – коротко говорит она, скорее выдыхает, чем говорит.
– Понял. Сейчас он вернется, мы побеседуем… То, что он сделал, он сделал не просто так. Он рисковал нашими жизнями ради чего-то очень важного, и я заранее уважаю его мотивы. Тем не менее он нас подставил. И корпорацию подставил. Но если по окончании беседы он все еще будет тебе нужен… Тогда ты его заберешь. И делай с ним все, что захочешь.
– Спасибо, – только и говорит она.
– Это тебе спасибо. За то, что ты профессионал, за четкую работу, за смелость и, кстати, за пистолет. Черта с два я его тебе верну. Он же прекрасен.
Дана смеется.
– Но слушай, подруга, я ждал чего угодно, только не такой огромной дуры. Для меня – идеально удобный агрегат. Но совсем не под твою руку. И как ты эту тяжесть на себе таскала? Кстати, я не заметил.
– Я его не носила. Только сегодня достала из сейфа. Чувствовала, случится что-то… Знаешь, я все равно отдала бы его тебе. Ты любишь такие вещи, а мне он больше не нужен. Это была память. Единственное, что осталось. Память…
Она вздыхает. Прощается с чем-то, отпускает от себя.
– Пробовала его под куртку повесить в кобуре и так и этак… Безнадежно, слишком большой, даже стволом вниз торчит. И я просто его положила рядом, а когда перегрузки кончились, сунула за пояс сзади. И старалась на всякий случай не поворачиваться к тебе спиной. Ты наблюдательный, я же знаю…
– Между прочим… Ой, позови Борисыча, а то я беспокоюсь. Скажи, чтобы не валял дурака, и что мы его ждем, и все будет хорошо, договоримся.
Дана прижимает висок одним пальцем и зовет:
– Боря! Алекс просит сказать, что он волнуется и чтобы ты не вздумал делать глупости. Мы тебя ждем, мы обо всем договоримся.
– И все будет хорошо.
– И все будет хорошо, Боря.
– Даночка, могла бы давно сообразить: когда мы просим что-то передать, надо передавать в точности. Этот твой красавец в старые добрые времена мог загнать человека в истерику одним-единственным словом. И я сказал «не валять дурака». А ты ему про глупости… Это разные вещи.
– Да ты зануда, оказывается! Такой же зануда, как и он!
И я второй раз в жизни смотрю, как Дана смеется.
– Ну так что за реплика была про моих баб? – спрашиваю.
И тут она краснеет. Ну совсем живая. Теперь лишь бы Борисыч, сволочь, меня не разочаровал. Убить не убью, естественно, но если он постарается, то и Дану разочаровать сможет. И тогда встанет трудный вопрос: а не кокнуть ли его действительно?
– Потому что ты бабник, Алекс, – говорит она, честно глядя мне в глаза.
Второй раз за столь короткий промежуток времени совершенно меня ошарашить может наверное только такая женщина – командир звездолета, контрабандист и разведчик.
– Ты очень любишь женщин. Но еще больше ты любишь саму любовь.
– Ну какой же это бабник?! – возмущаюсь я от всей души.
– Самый настоящий, – заверяет она.
Появляется Борисыч – потный, взъерошенный, одновременно готовый кусаться и вилять хвостом. А мы сидим с Даной и глупо хихикаем.
– Пищим? – спрашивает он сумрачно.
– Не пищим. Выбросил.
– Ну и хорошо. – Он садится в кресло. – А выпить есть на борту?
– Какая выпивка на борту?
– А у тебя, парень?
Ишь ты, как в старые добрые времена позвал.
– У меня есть одиннадцать патронов, – говорю. – Могу намешать тебе пороху в газировку. Вставит – мало не покажется.
– Хватит и одного, – бурчит Борисыч. – В лоб. Тоже мало не покажется.
– Ты не казнись, полковник. Ты кайся во грехах своих.
– А ты? – заявляет он агрессивно.
– Что – я?
– Что ты говорил про ту девчонку?
– Да я пошутил!
– Чем докажешь?