Если срезать путь, то можно попасть туда, где жила пока еще неведомая мне Настя, через железнодорожное полотно. Там, прямо через рельсы, имелся дощатый переход, а потом — дорога, которая вела к Авиационному заводу. Следом шел заводской парк, за ним начинались двухэтажные дома, где в бо́льшей мере жили «авиационники».
Настю я не помнил и в голове не было вообще никакой информации. Даже поверхностной. Поэтому Федька, пока мы двигались в сторону нужного адреса, с большим вдохновением рассказывал мне, что родители этой самой Насти работают на заводе. Мы ее знаем, благодаря Лехе. Дача Симонова находится рядом с дачей Филатовых. Там вообще — специальный дачный кооператив, где когда-то давали землю всем работникам Авиационного завода.
Мать Сашки Порядьева, совершенно случайно, оказалась родом из той же деревни, откуда приехала мать Насти. И они тоже хорошо общаются между собой. Типа, землячки и учились в одной школе. А вот уже у самой Насти есть подруга Ленка, по которой якобы я сохну. Или она по мне. Тут история разнилась в зависимости от рассказчиков. Федька утверждал, что все-таки я влюбился в эту Ленку. Никита и Сашка настаивали, что влюбилась Ленка. Естественно, в меня. Леха тактично придерживался нейтральной позиции и говорил, там вообще черт ногу сломит, кто в кого влюбился, но то, что мы ведём себя, как два дебила, это факт. Единственное, в чем парни были единогласны, так это в том, что Ленка необыкновенно хороша и мне ужасно повезло. К тому же, девчонка занималась фигурным катанием, а это поднимало ее на ступень выше всех остальных. Отчего-то фигуристок мы любили еще больше, чем гимнасток.
Оставалось пока верить пацанам на слово, потому что Ленку, как и Настю, я ни черта не помнил. Вообще, если честно, бесит этот выборочный подход. Какую-то информацию мне, как в кино показывают, а какая-то — полный ноль.
— Да ты что! Она такая… — Федька закатывал глаза и вздыхал, а потом руками рисовал в воздухе нечто очень выдающееся в некоторых частях.
Я так понял, грудь и попа там были на зависть еще не родившимся звездам будущего. Правда, с трудом представляю, как она тогда занимается фигурным катанием. Хотя, опять же, знавали мы некоторых спортсменок с весьма колоритной внешностью. Короче, мне уже самому стало интересно, что это за Ленка. Судя по всему, нравилась она всем нам. Просто в данном случае, следуя товарищеско-мужскому кодексу, пацаны не посягали на симпатию друга.
А еще всем было очень интересно, вспомню ли я Ленку, когда мы встретимся. Мне, кстати, тоже. Поэтому добрались мы быстро. Даже не заметили, как проскочили завод и парк, и оказались возле желтой «двухэтажки». По деревянным ступеням поднялись на второй этаж, позвонили в дверь, за которой слышалась тихая музыка и голоса.
Я испытывал некоторое волнение. Правда, возникло подозрение, это опять не мои эмоции. Чего мне волноваться? Что я, девок не видел? Видел. Причем, разных. Уж этим точно не удивить. Но что-то внутри вибрировало и натягивалось, как струна. Непривычное ощущение, но очень приятное, кстати.
Дверь, обитая дерматином, распахнулась. На пороге стояла девчонка, наша ровесница. Первая ассоциация, которая у меня возникла, пышная, сладкая, пропитанная сиропом булочка с изюмом. Небольшого роста, со светлыми волосами, голубоглазая, чуть полноватая, девчонка вся была какая-то сахарная.
— Ребята! Здо́рово, что вы всё-таки смогли! Заходите. Я уже думала, мало ли. Вдруг не получилось. — Настя, а я так понимаю, это непосредственно виновница торжества, отодвинулась в сторону, чтоб мы могли пройти в квартиру.
Она даже говорила как-то преувеличенно восторженно. При этом ее лицо напоминало сильно удивленную сову. Видимо, из-за круглых, немного навыкате, глаз. Но эмоции, которые она вызвала, были приятными. Хотелось улыбаться ей в ответ. Безо всякой причины. Такая, милая, хорошая зефирка.
Парни принялись жать девчонке руку, желать ей всяких благ. Я, на автомате, подошёл после Федьки, обнял Настю, припечатал крепко к груди, эту самую грудь, только не свою, а ее, ощущая. Девочка созрела и, соответственно, имела уже заметные формы. Похлопал ее по спине, ровно между лопаток, а потом отстранился, собираясь сказать положенные случаю слова.
Настя выглядела обалдевшей. К круглым глазам добавился широко открытый рот.
— Эм…Славик…Ну… — Она как-то совсем растерялась, хлопала ресницами, выдавая междометия и обрывки слов. Мне вообще показалось, девчонка готова заплакать.
— Ты даёшь, конечно, друг, — Прошептал Сашка, отодвинув плечом меня в сторону. — Ты чего полез со своими ручищами. Совсем тю-тю крыша?
Оттерев меня от Насти, он, как и Федька, пожал девчонке руку, а потом громко принялся поздравлять. Наверное, хотел сгладить впечатление от моего поступка.
Я не сразу понял, что сделал не так. Но потом, когда мы уже разулись и прошли в комнату, где стоял накрытый стол, до меня, наконец, дошло. Это же, блин, 1986. Тут не принято хватать девок в охапку и тискать их в объятиях. Это, как бы, не совсем прилично. Скорее всего, так.