«Красная машина». Юниор

— Славик, что с тобой? — Сашка продвинулся ближе. Он один ухом слушал, что говорил тренер, а вторым развернулся ко мне. Наверное, по дороге в раздевалку никто из моего звена ничего не стал говорить из-за того, что рядом шли и другие игроки команды. Сейчас же, слова Порядьева не слышал никто.

— Не знаю. В душе не имею ни малейшего понятия. Херню творю. Очевидно же. — Я ответил так же тихо.

— Слушай, я не психолог. Не врач. Но знаешь, что… Забей. Хватит париться из-за своих провалов. Если дело в них. А я уверен, что в них. Хватит чего-то вспоминать и придумывать. Ты все знаешь и состояние туи ни при чем. Вспомни, как мы играли в Белгороде. Ты на льду был с температурой под сорок. Скрыл ото всех. И хреново стало тебе во время игры. И что? Да по фигу. Ты знаешь, что делать, даже если тебе завязать глаза и заткнуть уши. Просто играй.

Сергей Николаевич отвлекся от обсуждения дальнейших действий команды и зыркнул в нашу сторону злым взглядом. Сашка говорил очень тихо. Одними губами. Не поворачивая головы. Поэтому, на сто процентов тренер не был уверен, что мы отвлеклись. Да мы и не отвлеклись, по сути. Я слышал все, что доносил до команды тренер. Но Сашку я тоже слышал. Блин… Он так свято верит в Славика. Реально. Просто даже, наверное, больше, чем в себя.

Черт… Но с другой стороны, он, наверное, прав. Есть такое понятие, как игровое мышление. Игровое. А не просто супер гениальность ума. Это — умение быстро и правильно принимать решения во время игры. В момент. Не за десять минут «до» или три минуты «после», а именно в момент. Продумать развитие игровой ситуации за несколько секунд до того, как это развитие начнётся. Спрогнозировать, где будет шайба через мгновение, в какую сторону будет развиваться атака. А я пытаюсь оценить, чего ждать от соперника в долгоиграющей перспективе. Наверное, потому, что никогда хоккей не был для меня настолько значимым, чтоб полностью его принял, как свое второе «я». А это неправильно. Хоккей берет тебя без остатка. Ему нужен весь ты.

Хоккей делает больно, требует жертв — физических, психических, душевных. Он ломает ноги, рвет связки и заставляет большую часть своей жизни отдавать навсегда, безвозвратно. Он съедает все время и высасывал все силы. Но иначе просто не может быть. Хоккей вознаграждает тех, кто не ленится повторять одно и то же, снова и снова. По кругу. Механическся, тупая, казалось бы, работа. Так я думал, когда пришел в Ночную лигу. Мол, как же круто играть, будучи взрослым. Никто от тебя не требует разорванных вхлам жил. Катаешься себе в удовольствие. Строишь стратегию. Меняешь её по ходу.

А ведь в реальности, настоящий хоккей это, в первую очередь, одно и то же упражнение, одно и то же движение. До тех пор, пока реакция не отпечатается раскаленным клеймом у тебя в спинном мозге.

И еще… Я пытаюсь быть кем-то крутым. Но дело не в этом. Шайба не только скользит по льду, она еще — рикошетит. Поэтому ускорение гораздо важнее, чем постоянная максимальная скорость. Нужна сонастроенность глаз и рук. Это важнее, чем сила. Лед оценивает тебя по способности менять траекторию и соображать быстрее других, — это и отличает выдающихся игроков от большинства остальных, даже самых хороших. А я сейчас пытаюсь идти на большой скорости при том, что эта скорость тупая. Во многих местах не нужная. А потому, просираю момент ускорения. Слишком много думаю. Спрогнозировать за доли секунды и думать — это вещи разные.

Тренер говорит, вы должны победить, и мы побеждаем. Вот как это работает. Только так.

Вдруг очень неожиданно, как я того и боялся, меня резко накрыло воспоминание. Только что находился в раздевалке Липецкого Дворца спорта, и уже вдруг вижу перед глазами лед. Неровный. Убитый. Это не спортивный каток. Не хоккейная площадка. Это — обычная «коробка» в школьном дворе.

Я только что разложил на льду в качестве разметки свои перчатки, шапку и куртку. Мне не холодно, между прочим. Хотя, на улице почти минус двадцать. Я разогнался и на бешеной для такого ужасного льда скорости понесся вперед. Достиг импровизированной отметки, резко сменил направление, а потом, не снижая темпа, остановился, как вкопанный. У меня в руках клюшка. Смотрю вниз и вижу крюк. Одно мгновение, а потом я словно взорвался. Шайба не отрывалась от клюшки ни на мгновенье. Туда и обратно. И так пять раз. Десять. С тем же азартом. Удары по шайбе. И всякий раз она попадала в одно и то же место на сетке. Много. Очень много раз. Одно и то же действие. Мне ещё мало лет для того, чтоб уйти в команду серьёзнее. Только начал играть. Но обязательно добьюсь того, чтоб двигаться дальше.

— Эй!

Я почувствовал толчок.

Рядом сидел Порядьев, все тот же, свой, родной, и смотрел на меня, уже не скрывая волнения.

— Славик…

— Все нормально, Санек. Все хорошо.

Я провел рукой по лицу. Ешкин ты кот… Очередное видение из Славкиной жизни. Это он гонял по коробке. Не я.