Красная маска

В комнате Язина окна были открыты настежь. Начальник БОРа стоя разговаривал с румяным широколицым человеком. Шубин сразу узнал знаменитого контрразведчика. Таким он и представлял себе его все эти годы, простым, спокойным, с немного бледным лицом.

— Капитан Шубин. Начальник следственного отдела, — доложил Демин.

Язин прервал разговор и быстрой походкой подошел к Шубину, протянув ему руку.

— Садитесь, пожалуйста, товарищ Шубин, — усадил он капитана в кресло, и сам сел напротив, любуясь могучим ростом следователя. — БОР с признательностью пользуется вашими материалами.

Шубин сразу же приступил к делу.

— Я только что от Гориной.

— Если позволите, мы запишем ваш рассказ на ленту, — сказал Язин и включил магнитофон. Где‑то рядом послышалось негромкое гудение мотора. Шубин почувствовал себя, как человек, впервые попавший на радиостудию. Поборов волнение и стараясь говорить как можно короче, он начал:

— Горина призналась, что утаила некоторые важные вещи. Два года назад ее муж нашел алмазы и поссорился с женой. Уйдя из дому, он сказал, что уходит к другой. Вот почему Горина молчала до сих пор: самолюбие не позволяло ей обратиться к поискам. После Горина остались карты. Вот эти — и Шубин положил на стол синюю папку. — Тут богатейшее месторождение алмазов.

Он привез также и камни, найденные им в кимберлитовой трубке, — Шубин положил на стол коробку с алмазами. — Через десять дней Савич прислал из Ель–Каменска перевод на десять тысяч. Вот этот. На обороте он написал, что это половина общей награды за находку алмазов. На талоне есть обратный адрес: Байкальская, восемь. Вскоре приехал сам Савич и от имени Горина потребовал карты и алмазы. Горина отказала. Савич ушел, но через неделю явился опять, и Горина получила еще пять тысяч. Теперь у Савича был и платок Горина. Вот этот. Он сказал: «Горин помнит ссору, не хочет писать. Но в картах нуждается». Горина отказала и во второй раз. Вскоре под окном ее кабинета оказались мужские следы. Эти же следы она обнаружила у окна вторично совсем недавно — двадцать третьего июня.

Язин молча выслушал доклад капитана. Включив микрофон, он приказал:

— Шустова и Воронова!

— Товарищ Шубин, — обратился Язин к капитану. — Должен вас информировать, что в СССР в геологических учреждениях всех существующих ведомств работника по фамилии Савич, по имени Николай Степанович нет. — На слове «нет» Язин сделал ударение.

В кабинет вошел худой человек с красными глазами.

— Товарищ Шустов, вот талон и труднейшее задание. Надо отсортировать отпечатки пальцев. На обороте письмо. Оно требует тщательного графологического анализа. Передайте Щеглову, что от него будет зависеть очень многое. Проверьте также, не в перчатках ли был писавший письмо.

Шустов исчез так же быстро, как и появился. Вместо него в кабинете уже стоял Воронов, человек с удивительно широкими плечами. Это был мастер особых дел.

— Товарищ Воронов, мчитесь в Ель–Каменск. Там на почтамте вы должны найти работника, который два года назад принимал перевод на десять тысяч рублей в Сверкальск. Узнайте все детали, какие возможно, и, прежде всего, запишите внешность отправителя. На всякий случай узнайте в адресном бюро Ель–Каминска, жил ли там Савич.

— Юрий Ильич, — повернулся Язин к своему заместителю, — попросите телеграммой начальника ГБ Ель–Каменска о помощи Воронову. За Гориной установить круглосуточное наблюдение — ее жизни может угрожать опасность. Горину провести через медосмотор. Поручить его Голубеву. Карты передать Шустову для дактилоэкспертизы. Их надо сфотографировать в цвете, так же как и алмазы. Подлинники завтра же передать в фельдсвязь и отправить в министерство. Просите у министра экономическую оценку находки.

Окончив распоряжения, Язин совершенно спокойно, как будто их беседа не прерывалась, спросил Шубина:

— Ваши впечатления от Гориной?

Женщина с характером, но, думаю, искренна.

— Знает ли она еще что‑нибудь?

— Думаю, Горина исчерпана.

Глядя на широкую спину удалявшегося следователя, Язин повторил про себя :«Капитан Шубин». Начальник БОРа запоминал лишь тех людей, которые хорошо показывали себя в деле.

На почте Ель–Каменска Воронова встретили очень учтиво. К его счастью, уже пятый год переводы бессменно принимала пожилая женщина Валунская. Вскоре она сидела в кабинете начальника почты, раскрасневшаяся от волнения и втайне обеспокоенная вызовом.

— Товарищ Валунская, — обратился к ней Воронов, — нам нужна ваша помощь. Многое будет зависеть от вашей памяти. Не вспомните ли вы мужчину по фамилии Савич, который в июне два года назад отправил десять тысяч рублей в Сверкальск, — и Воронов протянул ей фотокопию талона. На нем стоял год и число — двадцать седьмое июня. По круглой печати шли буквы:

«ЕЛЬ–КАМЕНСК–ПОЧТА. СССР».

Подтянув черные нарукавники, Валунская взяла копию и, осмотрев ее, сказала:

— Печать наша: буквы «…ЕНСК» на конце скошены.

За эти 730 дней перед ней прошли тысячи мужчин, женщин, студентов и девушек, то спокойных и медлительных, то нервных и придирчивых. И она молчала, перебирая в памяти людей, пересылавших крупные суммы.