Красная маска

И чем больше размышлял Дьяков, тем тяжелее становилась его голова. «Все же удрал Лапин, — наконец решил машинист, — и не иначе удрал, как через коридор». «Каков человек, — рассуждал он дальше, — трех вокруг пальца обвел. А если не трех?$1 — вдруг мелькнуло у него в голове. Последующая мысль, пробежавшая в его утомленном мозгу, настолько испугала лебедчика, что, вскочив, он бросился к колонке. Сбросив с себя пиджак, Дьяков подставил голову под кран и долго лил на нее холодную воду.

Еще не упала из чугунной трубы последняя капля, как машинист уже сформулировал донельзя простое положение: «Кто караулил коридор? Бутов. Лапин ушел? Ушел. Не через окно? Нет. Значит — через коридор. Но там был Бутов. Стало быть, его пропустил Бутов. Выходит, он с ним заодно».

После ледяного душа мысли Дьякова текли быстрее и легче. Уже через некоторое время Дьяков стыдил себя за подозрения на Бутова, руки которого сплошь в мозолях. «Чуть голова не сварила, и уж на своего же парня напраслину возводишь. А вопросы какие он задавал?$1 — оправдывал себя лебедчик.

Дьяков лег спать с чувством неуверенности в Бутове и с сознанием своей неспособности разбираться в поступках людей. Все же одно было ему ясно — впереди наблюдение не только за Лапиным, но и за молодым горняком. К утру следующего дня Дьяков твердо решил: «Когда на твоих копях убивают инженера, всякое подозрение надо проверить».

Проходя мимо конторы, лебедчик увидел, что Лапин там и читает какую‑то книгу. Во время отдыха Дьяков прошел мимо еще раз. Сторож все еще просматривал ту же книгу в темном переплете. Он часто снимал очки, протирал их платком, смотрел вдаль и затем опять углублялся в чтение. «Уж и в контору протерся, — недовольно подумал Дьяков. — Обещали за ним наблюдать», и машинисту казалось, что никто не следит за охранником, никому нет до него дела.

Вечером прямо с работы Дьяков отправился в общежитие к Бутову. Горняк лежал на кровати в носках, в новом костюме, румяный и побрившийся. На его лоб большими прядями падали черные волосы. Добродушные голубые глаза смотрели весело и открыто. Стараясь казаться равнодушным, машинист в то же время анализировал лицо своего помощника, силясь угадать по нему, что за человек Бутов. «Банда — не банда?$1 — мучительно спрашивал он себя. «Волосы не вьются, простые, — отмечал он, — значит парень, как парень. Уши вон какие! — словно топором кто их вырубил. А брови! Не нашенские — и тонки и длинны. А нос! Словно по угольнику ровный. Не рабочий нос». Но тут же он оправдывал горняка: «На губы погляди! Что два вареника сляпаны. Как есть рабочие губы.»

— Что вы на меня так глядите? — перебил его мысли Бутов. — Точно я ваша невеста, — и горняк расхохотался.

— Вот смотрю на тебя, Витей, и думаю: за что девчата тебя балуют.

Бутов благодарно улыбнулся. Всякое внимание к его особе трогало молодого рабочего.

— Влюбился я, — неожиданно понизив голос, сказал он, глядя Дьякову прямо в глаза. — Она из универмага, из отдела шерстяных тканей. Если согласится, ей–богу, женюсь, — и Бутов поправил волосы, упавшие на лоб.

— Это хорошо, — одобрительно кивнул головой машинист, не переставая изучать горняка. Но чем больше он смотрел на него, тем больше убеждался, что в Бутове нет ничего необычного.

Прошло еще несколько дней. Дьяков, хотя и чувствовал, что, быть может, ошибся, все же не отставал от Бутова.

В пятницу вечером Бутов отправился в город. Встретив у лебедочной Ганшина, он бросил ему:

— Съезжу в Сверкальск. Часика на два.

Вслед за Бутовым в город поехал и Дьяков. Уже стемнело, когда горняк спрыгнул с автобуса и, не оглядываясь, кинулся прямо по Садовой. Смешавшись с толпой, за ним следом двинулся и Дьяков. На случай если б он был замечен, машинист решил превратить свое преследование в шутку.

На углу Березовской Бутов круто свернул и через несколько кварталов вошел в подъезд трехэтажного дома. Выждав немного, лебедчик тоже вошел в подъезд и, убедившись, что второго выхода нет, вернулся на улицу. Сев на скамью близ дома, Дьяков принялся ждать. Вскоре совершенно стемнело и над подъездом зажглась лампа. В дом вошла женщина, за ней — две дочки. Чей‑то голос из окна второго этажа долго кричал: «Геночка! Гена! Генка! Генка — черт!$1 — пока на улице не показался резвый мальчик с колесом в руках.

Бутов все не выходил из дому.

«Надолго засел Витя Бутов, — думал машинист, — а хотел на пару часов.» Около полуночи Дьяков встал со скамейки, прошелся перед домом, вытягивая онемевшие от долгого сидения ноги. Радио проиграло гимн, в окнах погасли огни. Стало прохладнее. Но никто не выходил из подъезда.