– Так-то мне! – прикрикнул, снова перейдя на повышенные тона, вахмистр и ударил коня по крупу плеткой.
Казак Сумароков перекрестился и пожал плечами, тем самым показывая, что делать, дескать, нечего, надо смиряться с новой властью…
– Ладно, Афонька, не дрейфь, в фуражирах-то не пропадем, – успокаивал парня, готового заплакать, Ванька-вахмистр. – Ты еще разревись, как баба! – Он испуганно оглядывался на рыжебородого вахмистра, настоящего вахмистра, на погонах которого нашиты широкие желтые лычки.
Прозвище свое Ванька получил в раннем детстве. Он отчетливо помнит, как почему-то всем взрослым постоянно твердил, что, когда вырастет, будет вахмистром. Может, оттого, что его, безотцовщину, часто задирали старшие ребята. То звонкий щелчок дадут, то глухой подзатыльник. Ванька рос болезненным и хилым. Потому к службе военной, наверное бы, не сгодился. Но мальчуган знал, что вахмистр в казаках – большой начальник, и ему подчиняются остальные. Единственной защитницей была матушка – болезненная, вечно бледная Серафима. Муж, когда Ванька еще в тряпки писался, уехал в город на заработки и сгинул. После очевидцы сказывали, что где-то в кабаке по пьяному делу в драке и полег от ножа очередного собутыльника…
– А почему вахмистром, есть чины и повыше, – добродушно смеялись, глядя на сопливого сорванца, седобородые посельщики, некоторые из которых прошли Русско-японскую и имели Георгиевские кресты.
– Не-а, – утирая нос рукавом, – важно отвечал малец, не выговаривая букву «р». – Хочу быть только вахмистлом.
– Ну вахмистром, так вахмистром, – улыбались беззубыми ртами старые вояки-рубаки – былая удаль Забайкальского казачьего войска. И ударялись в воспоминания друг перед другом, у кого и какой на ратной службе по характеру был из командиров вахмистр? Кто миролюбивее, а кто на зуботычины мастак?
Военно-революционный Совет делал ставку по известной схеме, выработанной большевиками еще до Октябрьского переворота, на класс рабочих и крестьян. В Забайкалье эти два класса представлялись в основной своей массе железнодорожным пролетарием и казачеством.
Листовку с текстом передали в паровозном депо одному из проверенных делом смазчиков, который и доставил воззвание к казакам в их поселок.
«Братья-казаки, капиталисты с помощью поставленных генералов направляют вас против рабочих и крестьян, а мы открыто и честно говорим вам, что советская власть – это есть трудовая рабоче-крестьянская власть, которую мы будем защищать до последней капли крови. Генералы и царские офицеры хотят ее уничтожить, потому что она отнимает у угнетателей народа в лице капиталистов, помещиков и кулаков землю, фабрики и заводы, которые после революции должны перейти в руки рабочих, крестьян и казаков.
Эта черная свора пьет вашу кровь! Запустеют ваши поселки и села, зарастет травой степь, потому что некому будет обрабатывать ее, и в награду вы получите прежнюю царскую власть с ее тюрьмами, виселицами и расстрелами. Это неправда, когда вам говорят, что советская власть отберет у вас землю. Она не отбирается у трудового казачества. Излишки земли возьмут у казаков-кулаков и поделят ее между иногородней беднотой.
Много казаков переходит на сторону советской власти. И не верьте генералам на их посулы вольготной и сытой жизни в случае победы над большевиками. Переходите на нашу сторону, соединяйтесь с рабочим классом. Пусть ваша мозолистая рука покарает всех врагов трудового народа! Переходите на сторону Красной армии! Вместе будем бить и добивать буржуев!!!»
В январе 1919 года вышла печально известная «Директива о расказачивании». Документ развязал руки новой власти в отношении казаков. Репрессии, переселение с коренной территории, экономический террор – красные не гнушались никакими приемами. В результате за короткий срок численность казаков в России сократилась в два раза.
По мнению многих историков, за расказачиванием стоит один человек – Сергей Иванович Сырцов – председатель Донского бюро РКП(б). Позже – председатель совнаркома РСФСР. Он был убежден, что о никаком сотрудничестве с казаками не могло быть и речи. А «аграрная революция на Дону должна состоять в полном разрушении экономического базиса казачества». В общем, казаки были для него как кость в горле. В них он видел непримиримых врагов, от которых нужно было избавиться любой ценой. И если когда-то римский политический деятель Катон Старший все выступления заканчивал одной фразой «Карфаген должен быть разрушен», то Сырцов в докладах в ЦК всякий раз упоминал о необходимости ликвидации казачества.
В конце августа 1918 года на одной из крупных железнодорожных станций Транссибирской магистрали выступал командующий революционными войсками Сергей Лазо. Высокий, горячий, красивый. Его речь звенела ледяным надрывом: