– И деткам бы что найти? – Бойцы вытащили из письменного стола ящик. В нем оказалась кипа бумаг. – Что бы деткам-то на подарок? Ничего нет подходящего. Хотя. Стой! Вот, товарищ капитан! – Боец повертел блестящей коричневой авторучкой.
– Ну-ка, – заинтересовался ротный.
– Самый раз! – обрадовался боец. – В школе пригодится! В школу-то ходит сынок?
– Ходит. Теперь в старших классах…
На закругленном пластмассовом колпачке авторучки поблескивала маленькая свастика.
– У них даже здесь свои фашисткие метки! – возмутился ротный.
– Свастику можно и сковырнуть. Берите, товарищ капитан. Дельная вещица. Чем не подарок?
В другом конце дома наткнулись на туалет. Стены в блестящей голубой плитке.
– Гляди, какой знатный сортир! – не скрывая восхищения, изумился, потирая кулаком лоб, боец, с интересом разглядывая белый унитаз, висящую над ним цепочку с продолговатой ручкой. Не удержался, дернул за нее. Шумно прожурчал поток воды.
– Живут же фрицы! И чего не хватало? Чего к нам поперлись?
– Нашего деревянного очка им не хватало, – мрачно отозвался другой боец, протискиваясь сквозь товарищей к унитазу. – Вот и получили сами себе в очко по самое не могу.
– Ну, что? Так и будете глазеть? – прикрикнул на подчиненных старший сержант. – Эка невидаль!
– Ты никак из городских? – спросил его мрачный боец.
– Из Омска я.
– А мне не доводилось такого видеть, я чисто деревенский.
– И что?
– Ну, дайте же хоть опробовать…
– Ладно, пошли, хлопцы, не будем мешать человеку на германском очке посидеть. Потом в деревне будет о чем рассказать, – со смехом поторопил сержант. Все направились дальше по дому, разглядывая помещения.
– Интересно, где у них тут бар? – спросил один из бывалых вояк, видно, тоже из городских.
– Что за хреновина? – спросил кто-то из деревенских.
– Место такое, где вино хранится.
– Может, в подвале?
– Ищите здесь, в доме. Вино для фрицев, что для нас квас. Напиток обязательный для нации. Лучше шарьте, пока ротного нет. Иначе опять все отберет. Боится, что фрицы, убегая, все поотравили…
– Эй, глядите! – крикнули от окна. Подбежали, глянули вниз, перегнувшись через подоконник. – Пиши, пропало, – разочарованно протянул тот, что подал мысль о винном баре. – Внизу, у широкого крыльца, бойцы составляли маленькие ящики с торчащими белыми, в золотинках, горлышками бутылок. Таскали их откуда-то сбоку, из двери.
– Я же говорил, в подвале было замыкано, – хлопнул товарища по плечу деревенский. – Эти, с первого взвода, надыбали. А мы-то, недотепы…
– А может, заначат? Глядишь, поделятся с нами? – с надеждой произнес деревенский.
– Куда там, не знаешь, что ли, куркулей из первого взвода? Да и старшина, смотри, уже пасет.
Внизу у груды ящиков торчала долговязая фигура старшины. Задрав голову, он узрел бойцов, столпившихся у окна. Погрозил кулаком.
Собранные в доме вещи снесли вниз и сложили на мощеную камнем площадку перед парадным входом. Неслышно подкатили, скрипнув тормозами, два грузовика. Сопровождавший их офицер показал ротному какую-то бумагу, наверное, документ, предписывающий забрать с собой все самое ценное из этого особняка, как вероятно, и из других подобных, богатых своими прежними хозяевами, опустевших домов.
– Благодарю, – кивнул он офицерам роты и уехал…
Ящики с вином старшина в грузовики не отдал. Приказал отнести наверх в одну из пустых комнат. Ротный разрешил отведать напитки, но только позже. И строго-настрого запретил маяться дурью. Речь шла о свежих трагических происшествиях. В первом случае бойцы во хмелю надумали похлебать ушицы и отправились на рыбалку к близлежащему водоему. Удочек нет, решили поглушить. Противотанковая граната разорвалась в руках, убив и покалечив почти все отделение. Во втором случае несколько изрядно принявших на грудь бойцов надумали покататься с ветерком на трофейном автомобиле по бетонной германской автостраде. Врезались в гранитный парапет канала…
– Ну! – едва дождавшись вечера, десятки рук с кружками потянулись, громко чокаясь. – За Победу! Теперь, уже, дай бог, скорую!
Стол накрыт самый настоящий. Впервые за всю войну. В громадном зале с люстрами. Высокие окна задрапированы красными бархатными шторами. На полу узорчатые ковры. Длинный массивный дубовый стол, покрытый белой скатертью с бахромой по краям. Стульев не хватало. Протянули доски, оторванные на чердаке. Еды в доме не оказалось, только вино.
– Закусим своим харчем, – радуясь, приступили к делу бойцы, нарезая сало, вскрывая банки с американской тушенкой, нарезая толстыми ломтями жирный шпик, выгребая из вещмешков сухари. Одна из банок вскрыта «вниз головой».
«Совсем, как открывал Гусаков», – печально вспомнилось Клименту.
Шумно все расселись. Нетерпеливо смотрели на старшину.