— Может быть, это все нервы? — спросил он сам себя. — Может быть, на меня подействовали те, приреченские происшествия? Тогда мне самому нужен врач.
Шатаясь, держась за перила, мужчина спустился на кухню, накапал в стакан валерьянки и залпом выпил.
— Сейчас все пройдет, — бормотал он, возвращаясь к себе в спальню, — сейчас.
Целитель с наслаждением опустился на мягкую перину и тут же вскочил как ужаленный. К ненавистным шагам прибавился стук и хлопанье дверей внизу.
— Это мне чудится, — пытался он успокоить себя. — Этого не может быть!
Но раздававшиеся с завидным постоянством звуки говорили о том, что кто-то приближается к его двери. Мужчина снова выбежал в коридор. В мгновение все смолкло.
— Что за чертовщина?
Он направился в ванную. Проходя через гостиную, заставленную шкафами с одеждой и книгами, экстрасенс остолбенел: дверцы шкафов были распахнуты. Маг похолодел: он собственноручно запирал их на ключ и уж точно не трогал накануне. Целитель бросился к большой хрустальной вазе, на дно которой бросил ключи. Они преспокойно лежали на своем месте. Если кто-то и брал их, то, по крайней мере, вернул. Но кому это понадобилось?
Он вытер мокрый лоб и вздрогнул. Снова послышались шаги, теперь уже на верхнем этаже. Молниеносным движением мужчина сдернул с вешалки куртку от спортивного костюма и бросился в крошечную времянку. Только там, закрывшись на все замки, кое-как устроившись на маленькой тахте, он почувствовал себя в безопасности.
Глава 41
Расследование
Соседка Панько Лилия Коробкина приняла Петю так же, как и другие свидетельницы.
— Полина Панько от Надьки-то отказалась, — говорила она, угощая оперативника конфетами.
— Как отказалась? — не понял Петя.
— Да очень просто. Об этом я знаю в деталях, моя покойная мама была с ней дружна. Тетя Поля часто приходила к нам в гости. О Надежде она рассказывала очень много. Причины, заставлявшие ее вернуть дочку назад, объясняла так: дескать, взяла девчонку, неизвестно от кого рожденную, из детдома, и теперь та ей дает жару…
— Как именно? — уточнил молодой человек.
— В десятилетнем возрасте у Надежды участились нервные припадки и приступы агрессии, — пояснила собеседница. — Приемная мать утверждала, что не раз по чистой случайности избегала смерти.
— То есть девочка покушалась на ее жизнь?
— Получается так.
Женщина надкусила конфету.
— Перед самым отказом Панько решила поделиться мыслями с классной руководительницей. Вера Семеновна решила, что это событие станет для ребенка очередной психической травмой, и взяла девочку к себе, очень умело представив дело так, как будто приемная мать тяжело заболела и ей предстоит длительное лечение в больнице. Впрочем, мне кажется, Надя все поняла. Во всяком случае, желание навестить якобы больную мать у нее не возникло ни разу, как, честно говоря, и у покойной Панько.
— И больше они не общались?
Коробкина бросила на оперативника лукавый взгляд.
— Да прям-таки! Надька-то, не будь дурой, родственные отношения возобновила.
— Как так?
— Уж не знаю, как именно. Только скажу: Панько в одиночестве тоже было не сладко. Пыталась она жизнь свою устроить, вдовца нашла с двумя взрослыми детьми, внуков ему нянчила, да он так и не женился. Как там случилось — не хотел или не успел (он на пять лет раньше ее умер), — не знаю. Снова бабенка одна осталась, ногами захворала. За хлебом в гастроном еще выходила, а на рынок соседей просила сбегать и платила за это.
— Когда она возобновила отношения с дочерью? — поинтересовался Петя.
Коробкина наморщила лоб.
— Вряд ли я точно припомню. Учительница еще жива была. Динке лет пять исполнилось, а сейчас тридцать. Вот и подсчитайте.
— Лет двадцать пять назад, — задумчиво проговорил Петя. — И до этого они не общались?
— Нет. Полина бы нам рассказала.
— Что же она говорила потом? — спросил Прохоров.
Собеседница пожала плечами:
— Радовалась, конечно. Деньги покойница любила безумно. А теперь не нужно было давать их чужим людям. Надежда сама снабжала мать продуктами.
— А не рассказывала ли Панько, что заставило Надежду примириться с ней? Не вызывало ли это у нее удивления?
Коробкина задумалась.
— Нет, не припомню. Вероятно, этот факт не казался ей важным.
«А зря», — подумал Петя, однако вслух произнес:
— А вы как можете это объяснить?
Соседка хмыкнула:
— В нашем дворе все объясняют это одинаково. У классной руководительницы хоть и две комнаты, да в коммуналке. А тут отдельная. Впрочем, никто бы и от второй коммуналки не отказался: все-таки денег стоит. Сама Панько фактически осталась одна на белом свете. Двоюродная сестра у нее имелась, только до нее далеко было: как залетела с мужем-военнослужащим на Крайний Север, так и прижилась там. Примерно раз в пять лет на лето с детишками приезжала, а Полина к ней наведывалась. Только все это было в советское время. Сейчас не наездишься. Хоть сестры друг друга и любили, Полинка ей вряд ли бы жилплощадь свою завещала: сестренка ни в чем не нуждалась. И уж, конечно, та не стала бы присматривать за Панько, знаете, дети, внуки.
Оперативник кивнул:
— А отчего она умерла?
Коробкина нахмурилась: