Красная Орхидея

Близился субботний вечер, и в квартире Шерон Билкин не хотелось оставаться никому — ни Анне, ни Баролли, ни команде экспертов-криминалистов, что приехали снимать отпечатки пальцев. Они уже облазили всю квартиру по делу Луизы Пеннел, и теперь им требовалось проделывать все заново. В особенно скверном настроении пребывал Баролли, поскольку играла его любимая футбольная команда. Его с Анной выпроводили из маленькой комнаты в следующую, чтобы освободить место экспертам в бумажных комбинезонах.

На кухне Анна нашла ежедневник Шерон, куда детским почерком были занесены подробности ее жизни: различные фотопробы и, гораздо чаще, сеансы маникюра, массажа и наращивания волос. Она была записана в парикмахерскую на самое начало недели, чтобы проверить наращенные волосы и заменить выпавшие. Администратор салона сообщила Анне, что Шерон так и не появилась. Далее Анна позвонила в рекламную компанию, куда девушка записывалась на пробы. Там она тоже не показалась, и они взяли на съемку рекламы кого-то другого.

Баролли просматривал обнаруженные в ящике для столовых приборов чековые книжки Шерон и бланки внесения денег на счет.

— А вот это интересно: неделю назад она внесла на свой счет две тысячи фунтов наличными.

Анна, хмурясь, подняла голову. Головная боль, которая терзала ее весь день, никак не отступала.

— Может, плата за аренду?

— Не знаю. Она регулярно вносит по две сотни фунтов — это как раз и похоже на арендную плату.

— Съемщица платит ей, а она, в свою очередь, — хозяйке дома. Что не так?

— Черт подери! — кинулся он к Анне. — У нее на счете двенадцать штук!

Анна просмотрела бумажки. Как она и предполагала, регулярно, в конце каждого месяца, домовладелице перечислялись деньги. Но были и два единовременных вложения по пять тысяч фунтов.

— Надо переговорить с менеджером банка и с хозяйкой квартиры, — решила Тревис.

Баролли кивнул и, разложив чековую книжку и банковские бумаги по пластиковым контейнерам, принялся снова изучать содержимое кухонного ящика. Когда он выдвинул его побольше, на пол с грохотом посыпались столовые приборы. Выругавшись, он наклонился и стал подбирать ножи и вилки, кидая их обратно в ящик.

— Этого мне как раз субботним вечером и не хватало! — проворчал он.

Анна закрыла глаза: вынужденная просиживать тут, в маленькой кухоньке, она реально ощущала, как давят на нее стены. Она потерла виски, чтобы облегчить боль, но это не помогло.

— Я неважно себя чувствую, — сказала она тихо.

— Что?

— Говорю, плохо себя чувствую. Похоже, у меня мигрень.

— Хочешь домой? — спросил он, резко задвигая ящик.

Однако ящик крепко застрял, и его пришлось выдвинуть снова. От этого скрипа у Анны мозг точно иголками пронзало. Баролли опустился на четвереньки, ощупывая направляющие.

— Меня сейчас вырвет, — проговорила Анна и непроизвольно качнулась к кухонной раковине.

— О господи, в ванную беги! Нечего тут блевать! — Баролли скосил глаза в проем для ящика. — Там, между ящиками, что-то застряло. — Он сунул руку глубже и извлек коричневый крафтовый конверт с пачкой пятидесятифунтовых купюр.

— Конвертик не залапай, — бросила Анна и поспешила в ванную.

Вернувшись на кухню, она налила воды и отхлебнула. Ее таки не вытошнило, но голова кружилась, и в висках пульсировала боль. Насчитав две с половиной тысячи фунтов наличными, Баролли переложил деньги в пластиковый пакет, и теперь ему не терпелось вернуться в участок, чтобы проверить, не остались ли на банкнотах чьи-то следы. Когда он предложил Анне идти домой, она не стала возражать — такой ужасной мигрени у нее не было с юности.

Оказавшись в своей спальне, Анна зашторила окна и улеглась в постель, приложив ко лбу лед. Закрыв глаза, она задумалась, откуда у Шерон столько наличных. Однако от одних этих мыслей ей сделалось хуже. Она принялась медленно и глубоко дышать, пытаясь освободить сознание, но ее тревожил тот факт, что они с Баролли нашли нечто, что поможет следствию, а возможно, даже выведет на след убийцы. Наконец Анна все же поднялась и приняла душ. Чувствовала она себя все так же скверно, а потому снова легла в постель. И уж теперь уснула глубоким сном без сновидений — до самого раннего утра.

День двадцатый

Анна приготовила себе на завтрак чай с мятой и тост без масла. Наутро она ощущала себя гораздо лучше, но, когда в семь тридцать внезапно затрезвонил телефон, она поморщилась от боли.

— Тревис? — послышался в трубке резкий голос Ленгтона.

— Да.

— Тебе лучше?

— Да, спасибо.

— Ну так щас станет хуже.

— Не поняла? — напряглась она: Ленгтон был определенно в бешенстве. — Прошу прощения за вчерашнее, у меня был приступ мигрени. Если сегодня надо прийти, я приду.

— Это я к тебе приду!

— Что?

— Жди! — рявкнул он и повесил трубку.

В замешательстве она постояла с телефоном в руках, рассердившись не меньше самого Ленгтона. Благосклонности она от него не ожидала, но он мог бы и проявить какое-то понимание: она даже на день не отпрашивалась по болезни с тех пор, как получила свой чин.