Красная палата

К добру взываю. Токмо добротой
Тьму полунощи мыслимо ль развеять?
Не разумеют люди, что творят,
Во тьме кромешной пребывают люди.
Егда, о господи, рука твоя
Нас, окаянных, праведно рассудит?
Он близок, судный час. Неотвратим
Тот трубный глас над грешной головою.
(Обращаясь к медведю.)
Заступник мой, а ты, мой побратим,
Иди-ко, миленький, иди на волю.
Ступай себе, живехонько ступай,
Вон этим темным топай перелеском,
Не то какой пистолыцик-шалопай
Тебя свинцовым угостит орешком.
Аль вдругорядь на чепь тебя возьмут,
А на чепи-то, чаю, не малинно…
От погани от всякой, от прокуд
Тебя давно в дремучий лес манило,
Рудой высокой сосенкой звало,
Черемуховой подзывало веткой.
(Долго глядит на убегающего медведя.)
Зело мудрен. И яко зверь, зело
Он в человеке чует человека.

БЫСТЬ ЗНАМЕНИЕ

Бедная, но чисто прибранная изба. На прилаженном к потолку очепе покачивается зыбка. Марковна только что разрешилась, родила сына. Младенец смирно покоится в зыбке.

Марковна

Тихонький какой. И не подаст,

Своего не выдаст голосочка.
Не в родителя. Родитель-то горазд,
Больно прыток на сердце. Не раз
Молоньи метал. Не зря Протас
С лягушачьей познакомил кочкой.
Посадил на кочку молодца,
Баял сам, как куковал на кочке,
Как вода рвалась из-под моста,
Белые показывала кости.
Натерпелся страху Аввакум,
Знать, такая выпала планида…
Белый свет, он на сто верст вокруг
Человечьего лишился вида.

Младенец подал голос. Заплакал.

Испугался, родненький. Слезой,
Первою слезиночкой пролился,
Будто пал серебряной росой
На мои осиновые листья,
На полынь на горькую мою,
На лесную нашу луговину.

В избу вбегает Прасковья.

Прасковья