Красная Пашечка

(Виктор Тельпугов)

ВЕСНА

После зимы обычно бывает весна.

Наливаются почки, появляются листочки, поют птички.

Бакенщик Михеич греется на солнышке. Ему девяносто девять лет. Через год будет сто. Еще черев год — сто один.

Будь здоров, Михеич!

СТОЛБЫ

Телеграфные столбы гудят. Почему они гудят, я не знаю. Они гудят так: «Ууу-ууу-ууу!..» Узнать вы, о чем?.. Но разве узнаешь!..

Я пишу о том, как гудят столбы.

СПИНОЗА

Великой голландец Бенедикт Спиноза шлифовал линзы. Я шлифую слова и ем голландский сыр.

Вот ведь как бывает, жизни!

МАНЯ

Новорожденная Маня сучит ножками и плачет. Я надуваю губы, «гугукаю» тщетно. Пою «Пусть всегда будет солнце» — напрасно. Я чмокаю губами, мекаю, вякаю, тюкаю, тявкаю, мяукаю, сюсюкаю — Маня заливается слезами.

— Я беру ее на руки. На мне новый костюм. Э, вот оно что!.. Ого!.. Славная девочка. Быть ей писательницей!

ГОРИ ОНО ОГНЕМ!

(Виктория Токарева)

Свой талант я ощущаю по утрам. И ежедневно с 9 до 12 отдаю его человечеству.

В воскресенье я встаю в десять пятнадцать и сажусь писать рассказ о своей подруге детства. Ее зовут Рената. У нее красивые волосы, стройные ноги и глаза беременной ехидцы.

Рената работает Бюро эстетики. Она путает эстетику с косметикой, но ей нравится слово «бюро».

У нее был муж по фамилии Христозопуло. В прошлом году он навсегда уехал в Аддис-Абебу стрелять пингвинов. Об этом он мечтал с детства.

За Ренатой уже двенадцать лет ухаживает Кузькин по прозвищу «Членистоногий». У них двое детей и «Жигули». Они не любят друг друга, но делают вид, что любят. Он кинооператор-подводник. Во время съемок акула откусила ему два пальца. С тех пор он немного прихрамывает и невнимательно застегивает брюки. О Ренате он говорит: «Это ей как два пальца откусить».

Если бы Рената была космонавтом, то давно улетела бы к Кузькиной матери. Она любит ее всеми фибрами и хромосомами. Если бы это служилось, Кузькин, осознав свою невостребованность, с удовольствием захромал бы на свои съемки. И, может быть, разыскал ту акулу…

…Они входят в ту минуту, когда я подношу к бумаге свой «паркер».

— Пишешь? — спрашивает Рената.

Она видит, что я пишу, но ей нравится действовать мне на нервы.

— Пишу, — отвечаю я, хотя уже не пишу, а испытываю желание завыть с постепенным крещендо.

— Что такое любовь? — спрашивает Кузькин. Вопрос обращен ко мне. Как будто я Марина Влади, Черчилль иди Коперник!

— Любовь — это болезнь, похожая на аппендицит, — говорю я.

Кузькин хохочет. Это кажется ему остроумным.

Он хохочет, а у меня повышается субфебрильная температура.

Мои глаза наполняются слезами. Я понимаю, что день пропал.

Я вспоминаю Христозопуло, с ним мы дружили в школе. Уезжая, он мне сказал:

— Рената дура. А Виктория значит «победа». В жизни нет счастья, девочка. А если тебе захочется чего-нибудь щемящего, сунь голову в пасть медведя. Лучше гималайского.

ЧТО ПРОИСХОДИТ В НЕЙТРИНЕ

(Николай Томан)

По мотивам повести «Неизвестная земля»

— Так о чем я? — говорит профессор Беркутов.

— О константе взаимодействия Ферми в эксперименте по упругому рассеянию антинейтрино на протонах, — отвечает Баклажан.

Они сидят за столиком на веранде. Солнце ярко светит над Гагрой.

Писатель Никанор Валерьянович Баклажан, приключенец и фантаст, беседует с профессором Беркутовым о проблемах слабых взаимодействий.

Весь стол завален у них схемами, расчетами, чертежами и формулами, на который стоит гриф «Совершенно секретно».

— Не забудьте о волновых функциях гармонического осциллятора поля, — говорит профессор. — Имейте также в виду пространственное описание квантового состояния нейтринного поля, лоренцово вращение, реперные компоненты лагранжиана и истинную тензорную плотность третьего ранга.

— А связано ли спинорное поле с существованием мелкозернистой топологии? — задумчиво спрашивает Баклажан и переходит к оценке возмущения нейтринного поля в вакуумном состоянии.

Вместо ответа Беркутов начинает торопливо писать на листе бумаги релятивистское волновое уравнение для нейтрино в искривленном пространстве в дираковской четырехкомпонентной форме и двухкомпонентной форме Паули-Ли-Янга.

Нюра, племянница Беркутова, сидит с ним и явно скучает. Она не отрывает взгляда от лица молодого человека за соседним столиком, хотя по его лицу видно, что он фарцовщик, алкоголик и наркоман.

Он сидит с человеком джентльменской наружности, который, наклонившись к нему, шепчет:

— Вы понимайт, о чем они говоряйт?.

— Да где нам, дядя Вася, — уныло бормочет фарцовщик по имени Серафим Полушкин. — Мы больше по части Христа продать. Иконки то есть…

— Христа продавайт, пока я вас не завербовайт! — яростно хрипит «дядя Вася». — Нам надо узнавайт, что происходит в нейтрино! Этого требовайт босс! Сделаем вот что, — от волнения он переходит на чистейший русский язык. — Вы подойдете к ним с одной стороны и постараетесь незаметно положить ноги на стол — в левой подошве у вас вмонтирован новейший микрофотоаппарат «Пи-пи-си». А я отвлеку их с другой стороны.