Оливье де Клиссон ехал, как во сне. С ним творилось что-то непонятное. Наверное, и жеребец почувствовал состояние хозяина: он тихо заржал, словно вопрошая: «Что с тобой, мой повелитель?!» Рыцарь напрочь проигнорировал племянницу герцога, сидевшую в ложе, миновал и других блистательных дам и — что самое удивительное! — конь его остановился сам, притом как раз напротив Жанны де Бельвиль. Рыцарь слегка привстал в седле и с поклоном протянул ей корону. Жанна взяла ее в руки, в этот момент ей казалось, что она спит и ей снится чудесный сон. Она едва нашла в себе силы сказать Оливье де Клиссону:
— Спасибо тебе, благородный рыцарь…
Тут грянули все трубы, рожки, рога, заиграли флейты, ударили бубны и боевые барабаны… И в этой какофонии послышался громоподобный крик из многочисленных луженых глоток рыцарей:
— Королева!!!
— Королева!!! — закричали другие зрители — из простонародья, не менее громко.
— Королева!!! — пропищал карлик у Золотого дерева, дунул в свою трубу и начал танцевать какой-то странный танец, в котором были одни прыжки и кульбиты.
— Тихо! — поднял свой жезл маршал-распорядитель. — Сейчас королева будет награждать лучших рыцарей первого дня турнира!
Жанна уже взяла себя в руки, и с ее лица сошел лихорадочный румянец. Корона пришлась ей как раз впору, и когда она встала, чтобы принять из рук судей призы, в ее осанке и властном взгляде и впрямь проявились все признаки сиятельной персоны.
Приз «лучшему копью» первого дня турнира достался барону Оливье де Клиссону. Это была золотая фигурка льва. А самому искусному из зачинщиков — мессиру Жоффруа де Лакону — Жанна вручила золотой венец. Оба рыцаря встали перед королевой турнира на одно колено, но если мессир де Лакон разразился цветистой благодарственной речью в адрес королевы Жанны, то Оливье лишь что-то тихо пробормотал — язык почему-то перестал ему повиноваться.
Все это время Жанна де Пентьевр от злобы пребывала едва ли не в обмороке. Ее пытались вернуть в нормальное состояние с помощью нюхательной соли, смешанной с сухими измельченными листьями чабреца, — очень действенное снадобье при обмороках и головокружении — и терли виски холодной водой с уксусом. Взгляды, которые она бросала на Жанну де Бельвиль, ни у кого не вызывали сомнений, — вдова Жоффрея де Шатобриана приобрела в лице племянницы герцога Жана Бретонского лютого врага.
Глава 8
Столица Ганзы
Варяжское, или, как именовали его местные племена, Балтийское море встретило коч, на котором плыл Вышеня, ненастьем. Серые тучи так низко висели над водой, что, казалось, еще немного — и небо упадет на небольшое суденышко, довольно резво прыгающее по волнам. Паруса судна наполнял северо-западный ветер; кормчий коча, сержант храмовников по имени Ламбер, называл его «бернштайнвинд». Он дул с моря в сторону побережья.
Из рассказов купцов, гостивших у отца, Вышеня знал, что при этом ветре поднимается морская зыбь, которая способствует вымыванию так называемой «илектровой травы»; волны гонят водоросли вместе с кусками илектра-янтаря к берегу, где его с нетерпением ждут собиратели этого драгоценного солнечного камня, подарка древних богов. В последние годы спрос на илектр стал очень велик, и камень не только собирали, но и вылавливали большими сачками на длинных шестах вместе с водорослями. На берегу сачок вытряхивали, женщины и дети выбирали из него самоцветы.
Тевтонский орден объявил земли, где добывали илектр, своей собственностью; тевтонцы установили так называемый «регал» — право собственности на добычу самоцвета на всем побережье Варяжского моря. Законом карался каждый, кто без специального разрешения собирал камень на берегу или добывал его в море. Жители побережья давали присягу, что не будут ни собирать янтарь, ни скупать краденый. Специальные суды сурово наказывали за малейший кусок скрытого от власти самоцвета; виновных пытали, вешали, колесовали или подвергали ссылке.
Коч назывался «Ансельм» и нес на мачте флаг Новгорода. Он был меньшим по размерам, чем «Святой Бернар», но тоже приспособленным для плаваний по морям. Мало того, коч имел и «коцу» — двойную обшивку против льда. В общем, это было толково построенное и прочное во всех отношениях суденышко, единственным отличием которого от кораблей Великого Новгорода был дополнительный — косой — парус. В море преимущество парусного вооружения «Ансельма» сказывалось особенно зримо — коч шел галсами, да так быстро, как никакие другие суда, особенно тяжело груженые, брюхатые купеческие посудины.