Красная перчатка

Любезно распрощавшись с Гартвигом Витте, кормчий и новоявленный рыцарь Готье де Брисэй покинули гостеприимный дом ростовщика в приподнятом состоянии духа. Все-таки вино у герра Витте было выше всяких похвал.

— Он что, знает кто я и откуда?! — не без тревоги спросил Вышеня, напуганный рассказами об опасностях, подстерегающих иноземца в Любеке на каждом шагу.

— Не беспокойтесь, мессир, он наш человек — ответил Ламбер, мимоходом отпустив шутку в сторону идущих навстречу двух девушек; они весело рассмеялись и помахали им на прощанье, а одна вдруг подбежала к Вышене и ткнула ему в руку букетик осенних цветов.

Он даже не успел опомниться, не то что поблагодарить, как две весело щебечущие кокетки мигом исчезли в переходе.

— Похоже, в Любеке, мессир, вы будете пользоваться особым расположением девиц, — ухмыльнувшись, заметил Ламбер. — Не теряйте голову и здравый смысл. А что касается Гартвига Витте, то ему известно лишь то, что рыцарь Готье де Брисэй не в ладах со святой инквизицией и нужно поспособствовать ему во всех делах. Не более того.

— Герр Витте производит впечатление весьма проницательного человека…

— Так оно и есть. Гартвиг Витте может подозревать все, что угодно, пусть вас это не волнует. К нему вы можете обратиться по любому вопросу. Даже если он связан не только с деньгами, но и с необходимостью физической защиты. У Гартвига Витте есть надежные люди, которые без лишних слов и без лишнего шума отправят в преисподнюю ваших врагов и недоброжелателей. Но это в крайнем случае!

— Благодарю, мсье Ламбер, — с чувством сказал Вышеня.

Кормчий не без удивления ответил:

— Меня-то за что? Я всего лишь исполняю поручение мессира Реджинальда. Благодарите своего батюшку, у которого доброе сердце и широкая душа. Он не убоялся дурной славы и разных неприятностей, предоставив убежище несчастным, преследуемым всеми государями Европы братьям, рыцарям Ордена Храма. И каким образом мы должны были поступить, когда его сын попал в беду?

«Ну да, как же… — с сарказмом подумал Вышеня. — Родитель мой — сама доброта. Выгоду он себе усмотрел в этом деле, вот и приютил добрых воинов на своей землице. Теперь в случае чего и сильный отряд бывалых рыцарей под рукой, и связи с торговой Европой налажены. Один герр Витте чего стоит — и прибыток немалый: звериные шкуры, рыба… почитай, что задаром».

Он шел по улицам Любека и чувствовал себя как росток, только-только вылезший из земли. Его и так крепкое тело наливалось новой силой, подкрепленной уверенностью и знаниями о многих вещах, о которых до недавних пор он даже не подозревал. Если еще совсем недавно Вышеня невольно подгибал плечи, боясь, как та пуганая ворона, каждого куста, то теперь он, высоко подняв голову, гордо шествовал по мостовой, и ему уступали дорогу не только простолюдины, но и бюргеры. Что ни говори, какие свободы и права ни имей, а стычка с рыцарем не сулила им ничего хорошего.

Глава 11 Штукари

Заповедный лес возле города Ванна славился своими охотничьими угодьями. Если совсем недавно на оленей, косуль, ланей и кабанов здесь могли охотиться и дворяне, то теперь таким правом владел только герцог Жан Бретонский. Дворянам он оставил охоту на лисиц, волков, зайцев, куниц, кроликов и мелкую дичь, а также на фазанов, куропаток и прочих пернатых. В своих ленных владениях они могли делать все, что им заблагорассудится, но в богатых охотничьи угодьях герцога ни один, даже самый славный, рыцарь не мог поднять оружие на кабана или оленя, потому что за это полагалось очень суровое наказание.

Вилланам и вовсе было запрещено соваться в лес — разве что для заготовки хвороста, а также для сбора ягод, орехов и грибов, притом с разрешения сеньора. Жители лесных мест разводили скот, но его нельзя было пасти в лесу, когда рождались оленята. Вилланы имели право собирать хворост и рубить сухие деревья, но ни в коем случае не смели дотронуться до живого дерева. Если же крестьянин заводил собаку, то лесная стража строго следила за тем, чтобы у нее были вырваны клыки; в таком случае она не могла загнать оленя. Наказания за ослушание были жестокими, вплоть до смертной казни. Порой наказывали даже всю деревню.

И все же, несмотря на жестокие законы, изданные герцогом Жаном, бретонцы, отличающиеся независимым нравом и отменным бесстрашием, продолжали заниматься браконьерством в его охотничьих угодьях.

Именно об этом беседовали в утренний час два бродячих штукаря — Рейнмар и Франсуа. Они уполевали косулю, и теперь сидели в гуще леса, наслаждаясь запахами разнотравья и жаркого — тушка, насаженная на вертел, истекала над костром прозрачным горячим соком. При этом приятели не забывали наливать в походные чаши вино из вместительного кувшина, который запасливый Франсуа прихватил во время пира; естественно, не спрашивая разрешения буфетчика.

— Может, нам податься в Англию? — предложил Франсуа. — У англичан свободы побольше, да и привечают там нашего брата получше.

— Там то же самое, — философски ответил Рейнмар. — Убил оленя — повесят. Или четвертуют.