Красная пирамида

Это про одно измерение. Или про один слой. И в то же время мне казалось, что я стою на каком-то призрачном кладбище. Это походило на трехмерную проекцию, наложенную на зал. В некоторых местах мраморный пол сменялся участками рыхлой земли и замшелыми камнями. Из центра кладбища, будто спицы колеса, расходились ряды могил. Чем-то это напоминало загородный поселок с одинаковыми домиками. Многие могилы были вскрыты. Вокруг некоторых я видела подобие кирпичной или железной ограды. Черные колонны зала кое-где сменились старыми кипарисами. Словом, я находилась в двух разных мирах и не знала, какой же из них настоящий.

Хуфу подбежал к сломанным весам и забрался на самый верх, где весьма удобно устроился на коромысле. Он чувствовал себя как дома, а на гиппопуделя не обращал ни малейшего внимания.

Шакал подбежал к ступеням трона и вновь превратился в Анубиса.

— Добро пожаловать. Возможно, это последнее, что вы видите в своей жизни.

Картер оглядывался по сторонам. В старых книгах такое состояние называлось, кажется, благоговейным ужасом.

— Зал суда, — прошептал он. — А это… — Он взглянул на гиппопуделя и вздрогнул.

— Аммит-пожиратель, — представил чудовище Анубис. — Взирай на него и трепещи.

Должно быть, Аммит услышал во сне свое имя. Он взвизгнул и повернулся на спину, качнув гривой и дрыгнув задними ногами. Интересно, что ему снилось? Может, погоня за кроликом?

— Я всегда представлял его… более крупным, — признался Картер.

Анубис сурово посмотрел на моего брата.

— Аммиту вполне хватает своих размеров, чтобы пожирать сердца грешников. И можешь мне верить, с этой работой он хорошо справляется.

Сверху донеслось верещание Хуфу. Равновесие коромысла нарушилась, и погнутая чаша с клацаньем опустилась к полу.

— А почему весы сломаны? — спросила я.

При этом вопросе Анубис нахмурился.

— Маат слабеет. Я пытался их починить, но…

Он беспомощно развел руками.

— А кладбище разрушается по той же причине? — спросила я, кивая в сторону призрачных могил.

— Где ты видишь кладбище? — насторожился Картер.

Он явно решил, что я спятила.

— Вон там. Могилы. Деревья вокруг, — сказала я, обводя рукой зал.

— Хватит дурачиться!

— Она не дурачится, — ответил ему Анубис. — Просто тебе, Картер, не дано это видеть. Сейди более восприимчива. Что ты сейчас слышишь? — спросил он меня.

Поначалу я не поняла вопроса. В ушах шумело, но то был шум моей крови, несущейся по сосудам. Помимо него издали доносился грохот и треск Огненного озера. Забыла добавить: на перекладине весов шумно чесался Хуфу. Однако все эти звуки были вполне заурядными. Едва ли Анубис имел в виду их.

Тогда я закрыла глаза и далеко-далеко услышала другие звуки. Музыку, пробудившую во мне память раннего детства. Я вспомнила улыбающееся лицо отца. Он держал меня на руках и кружился по нашему дому в Лос-Анджелесе.

— Джаз, — сказала я.

Я открыла глаза, и Зал суда исчез. Правильнее сказать, потускнел. Я по-прежнему видела сломанные весы и пустой трон. Но уже не было ни черных колонн, ни факелов, ни звуков Огненного озера. Даже Картер, Хуфу и Анубис куда-то пропали.

Зато кладбище стало очень реальным. У меня под ногами скрипели и шатались влажные камни дорожки. Сырой ночной воздух пах пряностями, рыбным супом и чем-то затхлым. Должно быть, я попала в Англию, на какое-то заброшенное кладбище в пригороде Лондона. Однако на многих могилах были французские надписи, да и воздух казался слишком теплым для английской зимы. Над могилами свисали ветви совсем не английских деревьев. Их стволы густо покрывал мох.

Музыка доносилась из-за кладбищенской ограды. Я увидела шествующий по улице джаз-оркестр. Музыканты были в черных строгих костюмах, с которыми резко контрастировали яркие шляпы, уместные на каком-нибудь карнавале. Саксофонисты вскидывали свои инструменты, заставляя их рассыпаться смехом. Трубы и кларнеты подвывали, что больше соответствовало духу процессии. Барабанщики лихо улыбались и раскачивались из стороны в сторону. Их палочки так и мелькали. За оркестром, неся цветы и факелы, шла похоронная процессия. В общем-то, «шла» — неточное слово. Люди были в траурной одежде, однако они танцевали вокруг старомодного катафалка, который неспешно тянули две лошади.

— Где это мы? — удивленно спросила я.

Откуда-то с могильной плиты спрыгнул Анубис и встал рядом со мной. Он вдыхал кладбищенский воздух. Судя по его лицу, ему здесь нравилось. Я поймала себя на том, что разглядываю изгиб его нижней губы.

— Новый Орлеан, — сказал он.

— Ты о чем? — не поняла я.

— О городе. Затопленном городе.[41] Это Французский квартал на западном берегу реки — берегу мертвых. Я люблю здесь бывать, поэтому здешняя часть мира смертных и связана с Залом суда.

Похоронная процессия удалялась, и к ней присоединялись случайные прохожие.

— Что они празднуют?

— Похороны, — ответил Анубис. — Так они провожают своих умерших в последний путь. Это у них называется «отпустить тело». Похороны уже состоялись, и теперь люди идут с кладбища за пустым катафалком, поминая умершего песнями и танцами. Кстати, очень египетский ритуал.

— А откуда ты так много знаешь?