Красная планета

Где– то далеко в темноте появился маленький огонек и стал расти. Но он не осветил жемчужно-серую комнату, а превратился в изображение. Это было похоже на стереокино, как будто смотришь лучший нью-голливудский фильм в ярких, естественных красках.

Только этот фильм снимали не на Земле, Джим точно знал это, в нем не было ни притянутого за уши счастливого конца, ни сюжета. Фильм был чисто документальным.

Джиму казалось, что он видит заросли трав у канала с высоты не более фута от земли. Ракурс все время перемещался туда-сюда, как будто камеру возили на очень низкой тележке между стеблями.

Кадр перемещался на несколько футов, останавливался и снова переходил на другое место, хотя выше не поднимался.

Иногда камера описывала полный круг, представляя панораму в триста шестьдесят градусов. Во время одного из таких оборотов Джим и увидел водоискалку.

Странно, что он вообще узнал ее при таком сильном увеличении (готовясь к нападению, она заняла весь экран). Но разве можно было не узнать эти кривые, как ятаган, когти, это жуткое сосущее рыло, тяжелые ножищи? И уж ни с чем нельзя было спутать тошнотворное омерзение, которое вызывала эта тварь. Джиму даже казалось, что он чует ее запах.

Ракурс, с которого он ее видел, не менялся. Он замер Нa месте, а мерзкая, страшная тварь кинулась на него в последнем, смертельном прыжке. В самый последний миг, когда она заполнила весь экран, что-то произошло. Морда (или то, что ее заменяло) разлетелась на куски, и обгорелая гадина рухнула наземь.

Изображение смазалось, сменившись калейдоскопом красок, а потом чистый, звонкий голос сказал: “Смотри-ка, какой симпатичный!” Изображение восстановилось, будто подняли занавес, и Джим увидел перед собой другую образину, почти такую же страшную, как рыло убитой хищницы. Хотя образина заняла опять-таки весь экран и была причудливо искажена, Джим без труда узнал в ней респираторную маску колониста. Что пошатнуло его позицию кинозрителя, так это то, что он узнал эту маску. Ее украшали те самые тигровые полоски, которые Смайт замазал за четверть кредитки; это была его собственная прежняя маска.

И Джим услышал собственный голос: “Ты слишком маленький, чтобы гулять одному, когда-нибудь такая же гадина тебя съест. Возьму-ка я тебя домой”.

Камера опять пошла сквозь заросли, на этот раз повыше, покачиваясь вверх-вниз в такт его, Джима, шагам.

Потом в кадре появилась открытая местность, а на ней, в форме звезды, надувные дома Южной колонии.

Джим попривык к тому, что смотрит на себя со стороны и слышит свою речь, и продолжал наблюдать мир глазами Виллиса.

Пленка, видимо, не подвергалась никакой редакции, шла полная запись того, что видел и слышал Виллис с тех пор, как Джим взял его под свою опеку. Зрительные впечатления Виллиса были не слишком точными, он видел все по-своему, в свете прежнего опыта. У “Джима”, героя фильма, поначалу было три ноги, прошло какое-то время, пока воображаемая конечность отпала. Другие персонажи – мать Джима, старый док Макрей, Фрэнк – постепенно превращались из бесформенных пятен в реальные, хотя немного искаженные, изображения.

Зато все звуки воспринимались невероятно ясно и четко. Джим обнаружил, что и сам впитывает разные звуки, особенно голоса, с новым для себя, глубоким наслаждением.

Самое большое удовольствие он испытал, глядя на себя глазами Виллиса, – с нежностью и теплым юмором. Его образ был лишен всякого достоинства, зато им живо интересовались. Его любили, но почтения к нему не питали. Джим в фильме был чем-то вроде здоровенного бестолкового слуги: он был полезен, но полагаться на него было небезопасно, все равно что на плохо выдрессированного пса. Что до других людей, это были занятные создания, в общем безобидные, но то и дело загромождающие дорогу. Джима очень насмешило мнение попрыгунчика о людях.

Рассказ продолжался день за днем и неделя за неделей, в него вошли даже темные и тихие промежутки, когда Виллис изволил почивать или прятал свои органы чувств. Действие перенеслось в Малый Сирт.

Там было плохое время, когда Джим куда-то подевался.

Хоу был представлен как противный голос и пара ног, а Бичер вообще не существовал зрительно. История продолжалась, а Джиму почему-то не было скучно и не надоело. Он вошел в колею повествования и так же не мог выйти из нее, как и Виллис, да ему и не хотелось.

Наконец действие дошло до марсианского города Кинии, где и завершилось периодом темноты и покоя.

Джим выпрямил затекшие ноги. Свет зажегся снова.

Джим посмотрел на Гекко, но тот так и не вышел из транса.

Оглянувшись, Джим увидел, что позади него, в глухой стене, открылась дверь. За ней виднелась соседняя комната, на стенах которой, по марсианскому обычаю, был изображен пейзаж – зеленая местность, больше похожая на дно бывшего моря к югу от Кинии, чем на пустыню.

В той комнате был марсианин. Позднее Джим никак не мог описать его: глаза марсианина притягивали к себе и не отпускали.

Человеку трудно судить о возрасте марсианина, но Джим безошибочно чувствовал, что этот очень стар, старше отца и даже дока Макрея.