Красная планета

После долгой ночи в жаре и грохоте гигантского цеха, в котором молодая Республика ковала свое могущество, прокладывая дорогу к звездам, они вышли, наконец, наружу — через те самые большие ворота.

Метель прекратилась, и сквозь облачный занавес проглянуло тусклое зимнее солнце.

Лось курил, задумчиво пуская кольца дыма навстречу низким облакам и щурясь довольно и устало. Временами он посматривал на Оську и едва заметно улыбался своим мыслям.

Оська же во все глаза смотрел на рельсовый путь, который пересекал заснеженную равнину прямой, как стрела, линией, а потом начинал карабкаться вверх, опираясь на перекрещенные балки огромной эстакады — выше, выше, выше, все круче забирая к зениту.

«Словно лестница в небо», — подумал Оська.

Потом представил, как через несколько месяцев вверх по этой лестнице с громом устремится к облакам и за них длинное тело ракеты; как она, отбросив ненужные боле колеса, сорвется с высшей точки гигантской параболы рукотворной кометой с огненным хвостом, словно настоящая, выпущенная из лука стрела; как пронесется сквозь межпланетное пространство к другим мирам, таким далеким — и таким близким…

А потом будут еще ракеты, и еще, и еще. И — кто знает? — может, на одной из них отправится к другим мирам и Осип Андреев. И будет он настоящий ракетный летчик, или уж, на худой конец, настоящий ракетный инженер.

— Мстислав Сергеевич, — позвал он тихонько.

— Что, Ося? — отозвался Лось.

— А правда — полетим? — спросил, робея, Оська.

— Непременно полетим, Ося, — уверенно сказал Лось.

Сказал так, что и тени сомнения не осталось в смятенной оськиной душе.

Да, подумал Оська. Так и будет.

Скорее бы!..

3. Наследник марсианской короны

На закате выяснилось наконец, что карта врала.

Не было тут никакого города. Следов города — и тех не было. Одни витые да крученые скалы грозно топорщили в бесцветное небо охряные острия, да, дюна за дюной, катила к горизонту волны песка Великая Пустыня.

Оська бросил рычаги, останавливая машину. Поерзал на огромном брезентовом мешке, перетянутом ремнями, который пришлось приспособить вместо водительского сиденья. Откинул броневой колпак. В лицо тут же пахнуло морозом, и внутренность кабины поросла толстым слоем инея.

Оська приложил к глазам бинокль и огляделся.

Вдали громоздился огромным пузырем вулкан Олимп, а над равниной Амазония танцевали в закатных лучах призрачные занавеси бледного полярного сияния.

Оська понял, что пришло время помирать. И лично он может начинать прощаться с жизнью прямо сейчас.

Потому что по возвращении в лагерь товарищ Фуркис все равно застрелит его из своего здоровенного маузера. Обвинит в саботаже и расстреляет, как врага революции.

От этой мысли Оське делалось особенно обидно. На него понадеялись, доверили ему судьбу всего предприятия — а он напортачил где-то при переводе. Никакого города в пустыне не оказалось, и надежды на спасение нет. Никто не будет им рад, никакая дипломатия не сработает, даром что на переговоры по радио ушли три года.

Оська, как единственный на свете человек, способный интуитивно, по интонационным намекам, угадывать мыслеречь марсиан, самолично указал на карте точку, в которой первопроходцам предстояло отыскать поселение местных и получить запас горючего для возвращения домой.

Сколько времени пришлось потратить, объясняя многоногим слизням принципы ракетного движения и устройство «Стрелы», Оське даже вспоминать не хотелось.

Зато теперь он был уверен, что наверняка сможет если не собрать ракету своими руками без помощи инженера Лося и его подручных, то уж точно сможет читать курс на кафедре тепловых двигателей и ракетостроения в Бауманке.

То есть — смог бы. Если бы удалось вернуться.

А теперь… Нет города — и прощай, горючее, прощай, «Стрела», прощай, родной дом…

И — здравствуй, Марс. Голый, холодный и безжизненный.

Словом, положение было — хоть плачь. Да куда там!

Последнюю каплю воды он вытряс из фляги в пересохший рот еще час назад. Тогда он умирал от жары в меховом коконе комбеза, и пот градом катил под маской обогатителя, разъедая кожу, словно и не пот был, а кислота муравьиная.

Оське, усталому сильнее некуда, примерещилась в тот час вдруг родная тайга на Ангаре, запах прогретой солнцем хвои, крепкий кисловатый дух растревоженного травинкой в мальчишеских руках муравейника на солнцепеке… Вспомнился стремительный, только успевай переставлять ноги, бег по крутому песчаному склону вниз, к воде, прохладной даже в самый жаркий день, и вкус ее, вкус, вкус…

Оська тогда едва не взвыл, а уж слезу-то пустил бы непременно, кабы не обезводился к тому времени вконец.

Теплозащита в треножнике была ни к черту. Как ни старались инженеры в КБ Лося, но особых успехов в ее улучшении не добились.

— Извини, Осип, но материалы не те, — разводил руками сам генеральный. — Чтобы добиться нормальной термоизоляции, сюда столько напихать придется, что для тебя самого места не останется. Там ночами-то, почитай, как в Арктике с Антарктикой, а днем не намного теплее. Так что, если тебя утешит, им у нас тоже несладко приходилось. От жары должны были изнывать.