Красная площадь

Очередь продвинулась еще на один шаг. Аркадию хотелось потопать ногами, чтобы согреться. Полина была в открытых босоножках, но, судя по ее реакции на дождь, кровь и безумие ожидания, она была что гипсовая статуя. Все ее внимание сосредоточилось на приближающихся весах. Дождь усилился. Капли струились по вискам Полины и скапливались в загнутых, подобно крыше пагоды, концах ее волос.

– Как продают – на вес или поштучно? – спросила она соседей.

– Милая, – сказала пожилая женщина, – это смотря с чем они мухлюют – с весами или со свеклой.

– А ботву тоже дают? – спросила Полина.

– За ботвой другая очередь, – ответила женщина.

– Ты большое дело сделала, – сказал Аркадий. – Жаль, что работа такая неприятная.

– Если бы это меня беспокоило, – возразила Полина, – я бы считала себя не на своем месте.

– Тогда, наверное, я не на своем, – улыбнулся Аркадий.

У весов, как правило, происходил молчаливый, угрюмый обмен рублей и талонов на свеклу. Каждый же четвертый или пятый разражался обвинениями в том, что его надули, и требованием отпустить больше. В голосе людей звучали отчаяние, истерия и ярость. Постепенно образовалась бесформенная толпа; солдаты расталкивали ее, чтобы пропустить очередного покупателя, так что длинная вереница ожидающих, подобно водовороту, все время находилась в движении. Дождь постепенно обмыл свеклу, и в свете фонаря можно было разглядеть чистые темно-красные корнеплоды. Аркадий рассмотрел также, что сваленные позади весов мешки несут на себе следы перевозки: сырая мешковина местами порвана и измазана грязью. Наиболее мокрые из них стали ярко-красными; земля вокруг пропиталась красным. Весы с приставшими к ним кусочками свекольной кожицы тоже окрасились в красный цвет, точно их облили киноварью. Отражаясь в стекающей с мешков воде, весь парк представлялся расплывающимся красным пятном. Полина посмотрела на свои покрасневшие ноги в босоножках. Аркадий заметил, как она вдруг побледнела, и подхватил ее на руки, не дав упасть.

– Только не в морг, только не в морг, – повторяла девушка.

Аркадий положил ее руку себе на плечо и то ли понес, то ли повел из парка по Петровке, ища место, где она могла бы сесть. На противоположной стороне улицы из ворот желто-коричневого особняка дореволюционной постройки, которые так нравились высокопоставленным советским чиновникам, выехала санитарная машина. По всей вероятности, здесь была какая-то лечебница.

Но едва они вошли во двор, как Полина стала упрашивать не вести ее к врачу.

В глубине двора виднелась грубо отесанная деревянная дверь, разрисованная фигурками горланящих петухов и танцующих поросят. Они вошли в помещение, оказавшееся небольшим кафе. У маленьких столиков стояли кожаные стулья, вдоль стойки бара был расставлен ряд табуретов. На задней стенке красовалась батарея машин для выжимания апельсинового сока.

Полина присела у столика, уткнулась головой в колени и повторяла: «Все – дерьмо, дерьмо, дерьмо!».

Из подсобки выскочила буфетчица, собираясь выгнать их, но Аркадий, показав удостоверение, попросил коньяка.

– Здесь клиника. У нас не продают коньяк.

– Тогда лечебного коньяка.

– За доллары.

Аркадий положил на стол пачку «Мальборо». Буфетчица не шелохнулась. Он добавил еще пачку:

– Две пачки.

– И тридцать рублей.

Она исчезла и тут же вернулась, поставив на стол плоскую бутылку армянского коньяка с двумя бокалами и смахнув при этом в карман сигареты и деньги.

Полина выпрямилась и откинула голову назад:

– Это же половина вашей недельной зарплаты, – сказала она.

– А на что мне их копить? На свеклу?

Он наполнил ее бокал. Она выпила залпом.

– Думаю, что тебе не так уж и хотелось борща, – заметил он.

– Все этот вонючий труп! Оказывается, не лучше, а хуже, когда знаешь, как все происходило, – она сделала несколько глубоких вдохов. – Поэтому и вышла на улицу. Как увидела очередь, встала в ту, что побольше. Ведь когда стоишь за чем-нибудь, никто не заставляет тебя вернуться на работу.

За стойкой буфетчица нашарила зажигалку, затянулась сигаретой и, закрыв от удовольствия глаза, выдохнула дым. Аркадий позавидовал ей.

– Извините, – обратился он. – Что это за клиника? Кафе с кожаными сиденьями, мягкий свет, довольно изысканно.

– Это для иностранцев, – ответила буфетчица. – Диетическая лечебница.

Аркадий и Полина молча переглянулись. Девушка, казалось, вот-вот разрыдается и рассмеется одновременно, да и у него было такое же настроение.

– Разумеется, Москва для этого – самое подходящее место, – заметил он.

– Лучше не найдешь, – добавила Полина.

Аркадий видел, как розовеют ее щеки. «Как быстро молодые приходят в себя! Словно розы распускаются», – подумалось ему. Он налил ей еще. Себе тоже.

– Это же безумие, Полина. Эти очереди за хлебом, что Дантов «Ад». А может, и в аду есть диетический центр?

– Американцы согласятся, – сказала она. – Займутся аэробикой, – на лице появилась настоящая улыбка, возможно, потому, что и он улыбнулся по-настоящему. Видно, о безумии надо было размышлять вместе.

– Москва могла бы стать адом. Она бы вполне подошла для этого, – заметила Полина.