Красная площадь

Томми не мог оторвать глаз от женщин. От одного их соседства он раскраснелся и вспотел, возбужденно разглаживая рубашку на животе, взлохмачивая волосы толстыми пальцами. Аркадий не разделял его настроя. Любовь — это дуновение ветерка в горах, восход солнца, нирвана; секс — это когда валяются в траве и листьях; секс за деньги — это вообще грязь. Но кто он такой, чтобы судить? Столько времени прошло с тех пор, как он знал секс и любовь! Один считает, что секс за деньги — это грубо и притупляет чувства, другой находит его простым и доступным. Разве у этого другого меньше воображения и больше денег?

У каждой нации свой тип лица. От татар наследуют узкие, скошенные кверху глаза. От славян — мягкий овал лица, закругленные брови, небольшой рот и белую как снег кожу. У Ирины же были свои, особенные черты. Глаза у нее были посажены шире и глубже, скорее от византийцев, чем от монголов, взгляд был более открытый и в то же время неуловимый. Лицо не совсем овальное, подбородок не такой тяжелый, губы полнее, более резко очерченные. Странно, в Москве он то и дело слышал ее голос. Здесь — молчание.

Иногда он представлял себе, как они с Ириной жили бы обычной, не такой, как у них сложилась, жизнью. Муж и жена. Жили бы, как все люди, ложились бы спать и просыпались вместе. Возможно, постепенно возненавидели бы друг друга и решили разойтись, но обычным путем, не кромсая жизнь пополам. Без мечты, которая выродилась бы в наваждение…

Подошли та, что в розовом, и ее подружка и попросили шампанского.

— Конечно! — казалось, Томми все устраивало.

Все четверо уселись за столик в углу. Девушку в розовом звали Татьяной, ее подругу в колготках — Мариной. У Татьяны были темные корни волос, собранных в аккуратный светлый «конский хвост», у Марины — черные волосы, прикрывающие синяк на щеке. Томми, играя роль хозяина, представил:

— Мой приятель Аркадий.

— Так и знали, что он русский, — отозвалась Татьяна. — У него романтический вид.

— Бедняки не так уж и романтичны, — ответил Аркадий. — Томми куда романтичнее.

— Можем позабавиться, — предложил Томми.

Аркадий наблюдал, как одна из девушек, не спеша, направлялась на очередной поединок, ведя за собой солдата. Оба скрылись за ширмой из стекляруса, отгораживающей задние комнаты.

— Русские часто бывают? — спросил он.

— Водители грузовиков, — с гримасой ответила Татьяна. — Обычно у нас международная клиентура.

— Мне немцы нравятся, — задумчиво заметила Марина. — Они моются.

— Это важно, — согласился Аркадий.

Татьяна добавила что-то под столом из плоской фляжки в шампанское и щедро плеснула в остальные три бокала. Водка и здесь подрывала моральные устои. Марина наклонилась над своим стаканом и прошептала: «Мольто импортанте».

— Мы знаем итальянский, — сказала Татьяна. — Два года ездили по Италии.

— Работали в балетной труппе «Большой Пикколо», — уточнила Марина.

— Это еще не значит, что она связана с балетом Большого театра, — прыснула Татьяна.

— Но мы действительно танцевали, — Марина выпрямилась, демонстрируя стройную мускулистую шею.

— В маленьких городках. Но сколько солнца, музыки, — вспоминала Татьяна.

— Когда мы уезжали, в Италии было с десяток так называемых русских балетных трупп. Все они копировали нас, — добавила Марина.

— Думаю, мы можем сказать, что прививали любовь к танцу, — сказала Татьяна. Она плеснула Аркадию еще. — У вас и правда нет денег?

— Ее всегда тянет не к тому, — пошутила Марина.

— Спасибо, — сказал Аркадий, обращаясь к обеим. — Я разыскиваю пару своих друзей. Одного зовут Макс. Русский, он одевается лучше меня, знает английский и немецкий.

— Такого не видали, — ответила Татьяна.

— И Борис, — добавил Аркадий.

— Борис имя известное, — сказала Марина.

— Его фамилия что-то вроде Бенца.

— Здесь такая фамилия тоже известна, — сказала Татьяна.

— Как он выглядит? — спросил Аркадий Томми.

— Высокого роста, интересный, дружелюбный.

— По-русски говорит? — спросила Татьяна.

— Не знаю. При мне он говорил только по-немецки, — ответил Томми.

Бенц оставался пока чем-то до того отвлеченным — ничего, кроме фамилии на регистрационной карточке в Москве и на письме в Мюнхене, — что Аркадию служило утешением даже то, что он встретил кого-то, кто видел его во плоти.

— Почему он должен знать русский? — спросил Аркадий.

— У Бориса, которого я имею в виду, западная внешность, — сказала Марина. — Я только хотела сказать, что он очень хорошо говорит по-русски.

— Он немец, — сказала Татьяна.

— Ты же с ним не была в постели.

— Ты тоже.

— С ним была Тима. Она рассказывала.

— Рассказывала? — передразнила чью-то жеманную речь Татьяна.

— Мы с ней подруги.

— Корова. Извини, — добавила Татьяна, увидев, что Марина обиделась. И обратившись к Аркадию, сказала: — Польский хрен, вот кто он.

— Тима здесь?

— Нет, не здесь, но я вам скажу, — ответила Татьяна. — Красная, все четыре колеса ведущие, откликается также, когда называют «Бронко».

— Я знаю, что она имеет в виду, — сказал Томми, жаждущий снова вклиниться в разговор. — Это дальше по дороге. Я отвезу вас.

— Жалко, что у вас нет денег, — сказала Татьяна Аркадию.