Красная площадь

— В каждом мешочке пятьсот жетонов, в двадцати мешочках две с половиной тысячи долларов. Итак, тысяча долларов идет государству, а полторы тысячи в день — Руди. Не знаю, как он это устроил, но, судя по мешочкам, он одолел счетчики.

Аркадия интересовало, что это за «ТрансКом». Руди не мог действовать в одиночку. Для такого рода операций по импорту и аренде требовалась поддержка партии, партнером должно было быть какое-нибудь официальное учреждение.

Яак поглядел на Юлию.

— Выходи снова за меня замуж.

— Я собираюсь замуж за шведа на руководящей должности. Некоторые подруги уже вышли, живут в Стокгольме. Конечно, не Париж, но шведы ценят тех, кто знает счет деньгам и умеет принимать гостей. Мне уже делали предложение.

— А еще говорят об утечке мозгов, — бросил Яак.

— Один подарил мне машину, — сказала Юлия.

— Машину? — с большим уважением переспросил Яак.

— «Вольво».

— Как и следовало ожидать, твоя драгоценная задница не может касаться ничего, кроме заграничной кожи, — Яак заговорил умоляющим тоном. — Слушай, помоги мне. Не за машину и не за рубиновые кольца, а просто за то, что я не отправил тебя домой, когда мы в первый раз взяли тебя на улице, — он пояснил Аркадию: — Когда я увидел ее впервые, на ней были резиновые сапоги и «матрац». Теперь ей не нравится Стокгольм, а сама ведь приехала из Сибири, где, чтобы высраться, пользуются антифризом.

— Кстати, вспомнила, — ничуть не смущаясь, заметила Юлия, — для выездной визы может понадобиться твое заявление, что ты не имеешь ко мне претензий.

— Мы разведены. У нас отношения, основанные на взаимном уважении. Не дашь на время свою машину?

— Приезжай ко мне в гости в Швецию, — Юлия нашла в журнале страницу, которую не жалко было испортить. Круглым почерком написала три адреса, перегнула страницу и оторвала по складке. — Невелика услуга. Что касается меня, то если я кого не хотела бы встретить, так это Кима. Вы и вправду не хотите, чтобы я вас угостила?

Аркадий сказал:

— Я возьму на дорожку еще кусочек сахарку.

— Будь осторожнее, — повторила Юлия Яаку. — Ким бешеный. Хоть бы ты его не нашел!

Уходя, Аркадий снова увидел свое отражение в зеркале. Мрачнее, чем думал. С таким лицом не встречают солнышко по утрам. Как там у Маяковского о паспорте? «Читайте, завидуйте, я — гражданин Советского Союза». Теперь всякому нужен паспорт, чтобы уехать, а правительство, на которое все махнули рукой, скатилось до злых споров, вылившихся в нечто, подобное бардаку, в котором лет двадцать не видели клиента.

Как разобраться вот в этом магазине, в этой стране, в этой жизни? Вилка с тремя зубцами вместо четырех — две копейки. Рыболовный крючок — двадцать копеек. Старый, но рыба не догадается. Расческа, похожая на жиденькие усы, уценена с четырех до двух копеек.

Итак, это магазин уцененных товаров. Но в другом, более цивилизованном мире — разве это не никому не нужный хлам? Не проще ли все это выбросить?

Назначение некоторых предметов попросту невозможно определить. Вот, например, деревянный детский самокат с грубыми деревянными колесами, но без планки, за которую можно было бы держаться; пластмассовая бирка с вытисненным номером 97. Сколько шансов найти человека, у которого девяносто семь комнат, девяносто семь замков, девяносто семь чего-то еще и не хватает только номерка 97?

Возможно, это была сама идея приобретения, идея рынка, так как это был кооперативный магазин, а людям хотелось купить… хотя бы что-нибудь.

На третьем прилавке — кусок мыла, вырезанный из большего куска, которым уже пользовались, — двадцать копеек. Ржавый нож для масла — пять копеек. Перегоревшая лампочка — три рубля. Зачем, спрашивается, когда новая стоит сорок копеек? Оказывается, поскольку в магазинах нет новых лампочек, вы берете эту, перегоревшую, с собой на работу, ввинчиваете ее вместо неперегоревшей в настольную лампу на своем рабочем столе, а исправную берете домой, чтобы не жить в темноте.

Аркадий выскользнул через черный ход и пошел по грязи по второму адресу — в молочный магазин, держа сигарету в левой руке, что означало, что Кима в кооперативном магазине нет. Неподалеку в машине сидел Яак, делая вид, что читает газету.

В молочном магазине не было ни молока, ни сливок, ни масла, хотя холодильники были забиты до отказа… коробками с сахаром. За пустыми прилавками с выражением смертельной скуки стояли женщины в белых халатах и колпаках. Аркадий поднял одну из коробок. Пустая.

— Взбитые сливки есть? — спросил Аркадий продавщицу.

— Нет, — кажется, испугалась.

— А сладкие сырки?

— Конечно, нет. Ты что, с ума сошел?

— Ага. Приятно вспомнить, — ответил Аркадий. Он взмахнул своей красной книжечкой, зашел за прилавок и, распахнув дверь, направился в глубь магазина. Во дворе стоял грузовик, из которого выгружали молоко… в другой грузовик, без номерных знаков. Из холодильной камеры вышла заведующая. Прежде чем она захлопнула дверь, Аркадий разглядел круги сыра и бочонки масла.

— Все, что видите, пойдет на заказы. У нас нет ничего, — объявила она.