Красная площадь

Мигун пролежал в мерзлой земле чуть меньше двух суток и был целехонький, как из холодильника. Толстое одутловатое лицо сохранило еще выражение надменности. Борис Градус оторвал приклеенную к его виску наволочку подушки и обнажил круглую рану пистолетного выстрела. Вслед за этим Градус приподнял голову Мигуна и одним движением скальпеля надрезал три стежка суровых ниток, которыми кожа головы была прикреплена к шее покойника. Затем сильными пальцами поддел скальп, завернул его Мигуну на лицо. Обнажился распиленный недавним вскрытием и развороченный пистолетным выстрелом череп. Старушки-понятые охнули от ужаса и выскочили из часовни, куда мы занесли гроб с Мигуном для вскрытия, а я крикнул Градусу на череп:

– Открывай!

Откуда-то из внутреннего кармана пальто Борис достал свою неразлучную подружку – плоскую солдатскую алюминиевую фляжку с медицинским спиртом, – отхлебнул глоток и мне дал отпить прямо из горлышка. Затем он подставил под голову мертвеца плоское хирургическое блюдо и аккуратно, как крышку с кастрюли, снял с головы Мигуна отпиленный еще Тумановым череп. Продырявленный пулей мраморно-серый мозг с красными прожилками капиллярных сосудов вывалился на хирургическое блюдо.

– Как видишь, мозги у него на месте, – сказал Градус, делая на обоих полушариях мозга глубокие надрезы. – И просто отменные мозги, никаких болезней, ни одного кровоизлияния за всю жизнь. Так. Давай теперь пулю примерим.

Я подал ему пулю, он приложил ее к пулевому отверстию в височной кости, не вставил, а только приложил, аккуратно держа за донышко, но и так было видно, что пуля войдет в этот канал точно, как родная.

– Ну что же, – сказал Градус. – Одно могу сказать: калибр тот же. Значит, либо твой гений Сорокин врет, что на этой пуле нет следов мозгового вещества, либо это вообще не та пуля. Калибр тот, а пуля не та! Группы крови сличали?

– Не знаю… – сказал я неуверенно, – Думаю, что нет.

– Лопухи! – спокойно сказал Градус. – Смотрим дальше?

Я уложил пулю назад в целлофановый пакет, мысленно проклиная себя и Сорокина за то, что не сличили следы крови на этой пуле с группой крови Мигуна. А Градус уже раздевал труп, обнажив на теле под генеральским кителем длинный, от подбородка до паха разрез, прихваченный швами лишь в трех местах, как говорится, на живую нитку.

– Что тебя еще интересует? – спросил Градус, занеся скальпель над этими стежками. – Внутренности? Его болезни?

– Нет. Меня интересуют две вещи. Есть ли еще ранения на теле и почему на нем лопнул пиджак в момент самоубийства?

– Значит, начнем с наружного осмотра, – Градус окинул труп цепким, как у закройщика, взглядом, – других ранений нет, а пиджак… Пиджак на нем лопнул по простой причине. Смотри, – он поднял тяжелую безжизненную руку покойника и показал мне синие, похожие на трупные, пятна на запястье. Точно такие же пятна были и на второй руке. – Понял? Его держали за руки и, как видишь, крепко держали. А он вырывался. Вот пиджак и лопнул.

– А почему эти пятна не увидел Туманов?

– Ну, во-первых, он осел, – отмахнулся Градус. – А во-вторых, пять дней назад эти синячки не были так заметны. А может, Туманов просто не хотел их замечать… А больше на теле ничего нет.

11 часов 45 минут

Снова Институт судебных экспертиз, снова недовольный Сорокин, невыспавшийся и злой оттого, что и в воскресенье пришлось работать.

– Я в жизни не делал повторных экспертиз и делать не собираюсь!

– Но ведь вы не сличили группы крови на пуле и у покойника!

– И не считаю нужным делать! Групп крови всего четыре, из них одна почти не встречается. Таким образом, даже если эта пуля не из головы Мигуна, а из твоей задницы, 30 процентов за то, что группы крови все равно совпадут. Но тогда какой смысл делать эту экспертизу? И так ясно, что Мигун убит не этой пулей. Раз я не нашел на ней следов мозгового вещества…

– Ты не нашел! – это еще не все! Это не доказательство! Туманов, например, над ним хохочет. И вообще, если группы крови не совпадут – тогда сразу ясно, что он убит не этой пулей, и я буду знать группу крови того, в кого Мигун стрелял. Ведь пуля-то из мигунского пистолета. Короче говоря, мне срочно нужен сравнительный анализ крови.

Сорокин молча копался в своих бумагах. Я просительно взглянул на его жену. Она успокоительно опустила ресницы – мол, сделаем – и кивнула мне в сторону коридора.

– Старик, – говорю я Сорокину, – ну я тебя прошу: сделай до завтра.

– Да у меня завал! Завал! – вдруг срывается он. – Ты не видишь? Мы уже две недели не выходим из лаборатории! Такого количества дерьма еще не сваливалось на мою голову за всю жизнь! Смотри! – он стал швырять в воздух какие-то бумаги со стола, папки. – Это все – воровство, махинации, липы, преступления! И где? До ЦК! Не страна, а гнойник с дерьмом! А ты тут со своим Мигуном! Да плевал я на него! Тоже был скотина хорошая! Не одну душу на тот свет отправил!

Я вышел в коридор. Там стояла заплаканная Алла Сорокина.

– Что с ним? – спросил я.