Красная площадь

Звонок в дверь прервал мои размышления над стаканом чая. Светлов, Нина и ее подруга Тамара заявились шумно, с моим следственным чемоданом, с магнитофоном, пакетами с едой и даже с бутылкой шампанского. Едва перешагнув порог и увидев просторный холл-прихожую, где на стенах висели оленьи рога и галерея ярких африканских масок, Ниночка воскликнула:

- Ух ты! Вот это да! Обо что ноги вытереть?

На рантах ее черных, на высоком каблучке сапог были бусинки тающего снега.

- Ладно, шагайте так, - сказал я великодушно, но Ниночка по своей провинциальной манере еще оглядывалась в поисках половика или хотя бы веника, а затем решительно присела на стул и стала снимать сапожки.

- Вот еще! - сказала она. - Буду я по такому паркету следить! Знакомься, моя подруга Тамара, наездница. - И прислушалась: - А где хозяева? Кто тут живет?

Мы со Светловым переглянулись. Похоже, он не ввел их в курс дела, сказал, наверно, «едем в одно место, там все увидите», и правильно сделал, но теперь надо было либо выкручиваться и врать, либо говорить все начистоту. Я выбрал второе, и сказал:

- Вот что, девочки. В этой квартире на днях произошло преступление. Поэтому вы тихо посидите на кухне, ничего там не трогайте, никакую посуду, а мы с Маратом пока тут поработаем.

Тамара - высокая черноглазая девица с худенькой ломкой талией, но с крепкими ногами и с прямыми сильными плечами, молчала, осваивалась. Она сняла на руки Светлова пальто, а затем протянула ему правую ногу, чтобы он снял ей сапог. Похоже, она уже забрала власть над начальником третьего отдела Московского уголовного розыска, да и не мудрено - она подняла ногу так высоко и прямо, что открылась вся телесная перспектива ее колготок.

Тем временем Ниночка оживленно вскинула на меня свои голубые глазки:

- Преступление?! - воскликнула она. - Про которое тебе Марат в Сочи рассказывал?

А я-то считал ее полной глупышкой!

- Ладно, - сказал я ворчливо. - Без вопросов. Марш на кухню. И дайте мне что-нибудь поесть, я жрать хочу - умираю…

Через несколько минут мы с Маратом приступили к осмотру квартиры. Я ввел его в курс дела, показал задетую пулей раму форточки и саму пулю, найденную мной во дворе, а дальше ему уже ничего не нужно было объяснять, он все понял. Его живые карие глаза блеснули азартом, куда-то подобрался его уже откровенно наметившийся животик, и движения стали скупыми, точными.

- Так, - сказал он, надевая резиновые перчатки, которые привез в моем следственном чемодане. - Девочки сидят в прихожей! Можно дышать, но двигаться нельзя и главное - ничего не трогать! Когда мы проверим кухню - пересядете туда.

- А музыку можно включить? - робко спросила Ниночка.

- Ладно, музыку можно, - разрешил он.

- А можно посмотреть, как вы работаете? - спросила Тамара.

Он не смог ей отказать, но сказал сурово:

- Смотрите. Но только издали. И - никаких вопросов!

После этого он словно забыл о ней. То есть, может быть, где-то внутри и помнил, и чуть наигрывал на наших зрительниц, но только чуть-чуть, самую малость. Во всем остальном он был сосредоточенно-серьезен, внимателен к любому пустяку и неразговорчив. Наверно, в эти минуты мы с ним были похожи на двух хирургов, которые, натянув резиновые перчатки, приступили к сложной операции. При этом ведущим хирургом был Светлов, а я легко согласился на роль его ассистента.

- Пинцет!… Лупу!… Посвети мне сбоку… Порошок… Магниевую закись…

Каждый стакан, бокал, рюмку Светлов брал за донышко и осматривал в косых лучах электрической лампы, каждое подозрительное пятнышко на мебели посыпал специальным порошком для выявления дактилоскопических узоров, и все это он делал быстро, с привычной, почти конвейерной сноровкой.

- Чисто… Чисто… Чисто…

С кухней мы управились довольно быстро, за какие-нибудь пятнадцать минут. Ни на посуде, ни на мебели тут не было никаких следов. Вообще - никаких. Ни на одном стакане, ни на чашках, ни на ручке холодильника, ни на спинках стульев - нигде. Светлов посмотрел на меня выразительным взглядом, и мы даже не стали это обсуждать: ясно, что уборку на кухне делала не простая домработница.

Мы пересадили девочек на кухню и разрешили им не только слушать магнитофон, но и приготовить ужин. А сами перешли в квартиру. И тут, на пороге прихожей и гостиной Светлов сделал первое открытие, честь которого потом долго оспаривала Ниночка. Он сказал:

- Дед, посмотри сюда, на пол.

Я посмотрел, но ничего не увидел. Чистый паркет был слегка увлажнен нашими следами.

- Петя! - сказал он насмешливо, совсем как в студенческие годы, когда мы, четверо обитателей комнаты № 401 на четвертом этаже общежития юридического факультета МГУ в Лосиноостровской, звали друг друга не по именам, а просто «Петями». - У твоей внучки следовательский взгляд, я возьму ее в МУР и дам ей звание лейтенанта. Смотри: во всей квартире ковры, а в прихожей нет даже коврика!