Красная площадь

Савицкая: А очень просто! Во-первых, не все заявляют, что у них пропали драгоценности. Например, если мы берем квартиру директора мебельной фабрики или секретаря райкома партии - разве они могут заявить, что у них из квартиры пропали бриллианты, золото, жемчуг или деньги, скажем, - 200 тысяч рублей? Им же скажут, - а откуда у вас такие деньги, если ваша зарплата максимум 200-300 рублей в месяц? Ну, и никто не хочет показать на себя, что он жулик и вор, вот они и молчат, не заявляют в милицию. Вот мы, например, один раз ограбили квартиру начальника Тимирязевского райотдела милиции и взяли у него всякого золота и других драгоценностей уж не помню сколько. Ну, а разве он куда-нибудь заявит, что у него, простого майора милиции, столько драгоценностей! Да он лучше себе новый миллион награбит, наворует и соберет всякими взятками, чем сам на себя покажет. А заявляют о наших кражах только те, кто по закону много зарабатывает - всякие ученые, академики, генералы и артисты. Но милиция тоже не всегда берет у них заявления, потому что никто не знает, когда была сделана кража - люди же не каждый день проверяют тайники, где у них золото спрятано…

Пшеничный: Понятно. Что еще вы можете показать о жильцах дома номер 36-А? Только подробней, пожалуйста.

Савицкая: Пожалуйста! Ну, во-первых, про этого генерала КГБ, если вам интересно. Его фамилия - Мигун, он недавно умер, я его фотографию видела в газете. Рассказывать или вам это не нужно?

Пшеничный: Нужно. Рассказывайте.

Савицкая: Ну, во-первых, то, что он умер, - так ничего удивительного. От такой жизни любой молодой загнется, не то что такой старик. Я в газете прочла, что ему уже почти 65 было, а он почти каждый день до трех часов ночи или в карты играл и коньяк стаканами глушил, или с девочками баловался. Я сначала не понимала - а где же его жена и дети? А потом просекла: это у него не жилая квартира, а именно так - для траханья и чтобы в карты играть. Он только иногда там спал, и то - всегда при свете, ага. Свет не гасил никогда, при свете спать ложился. Я думаю, он вообще темноты боялся. Потому что, как только он входил в свою квартиру, он во всех комнатах свет зажигал. И мне в бинокль было все видно, если, конечно, он шторы не задергивал. Но вообще, он в этом доме редко ночевал, а в три или четыре часа ночи уезжал куда-то. Я думаю - к себе домой. А утром, в 7.30, в эту квартиру приходила уборщица, все убирала, приносила продукты в холодильник и уходила, и целый день в этой квартире никого. Так что легко было ограбить. Но мы решили не трогать ни эту квартиру, ни квартиры дочек Косыгина и Подгорного. Потому что было бы столько шуму, что нас бы вся милиция бросилась искать или КГБ. На фиг нам это нужно?

Пшеничный: Можете ли вы описать людей, которых видели в квартире генерала Мигуна?

Савицкая: Могу, но не всех. Тех, кто играл с ним в карты, - могу. И одну бабу могу описать, взрослую. А всяких шалав и шлюх, которых она им приводила, я описывать не могу, потому что они все одинаковые, и вы их сами можете увидеть хоть каждый вечер в «Национале» или «Метрополе».

Пшеничный: Пожалуйста, опишите тех людей, которых вы видели на квартире Мигуна…

Савицкая: Так я же и описываю! Один - грузин. Толстый и с усами. И лысый. На вид ему лет пятьдесят, а может быть, и больше. Ничего не пьет, только вино. И курит сигару. Второй - высокий, красивый брюнет, очень на цыгана похож. На своей «Волге» всегда приезжал, у него все пальцы в перстнях, и камушки там натуральные, и еще на груди крест с бриллиантами, честное комсомольское! Я даже удивилась - как он к такому генералу с крестом на груди приезжает. Как настоящий американский артист одевается, шуба заграничная. А последний раз, когда я его видела, смотрю - он уже не на «Волге» а на золотом «мерседесе» подкатил…

Пшеничный: Когда это было?