В МУРе, на Петровке, 38, грохотали офицерские сапоги, трезвонили телефоны. В коридорах стоял мат-перемат, арестованных за ночь воров, хулиганов и вокзальных проституток конвоиры вели из внутренней тюрьмы на допросы к следователям. На лестнице лаяла чья-то сыскная собака. На третьем этаже в кабинете Светлова я допрашивал Галину Леонидовну Брежневу. Впрочем, допросом это назвать было трудно, поскольку Галя, в основном, плакала и просила:
- Спасите его! Спасите!
- Галя, кто такой Гиви Мингадзе?
Она отвернула лицо к окну, сказала сухо:
- Я не знаю.
- Неправда. Из-за этого Гиви ваш друг Буранский пытался ограбить артистку Ирину Бугрову и попал в тюрьму.
- Он не грабил. Он пришел за своими бриллиантами…
- Которые вы ей передали, чтобы она «вытащила этого Гиви через своего хахаля», - процитировал я. - Это ваши слова, вы говорили их Буранскому в субботу утром, а Отдел разведки прослушивал. Поэтому они заранее знали, что Буранский придет к Бугровой, и устроили ему там ловушку.
- Да? А я думала, что это Ирка милицию позвала, чтобы не отдавать бриллианты.
- Галя, теперь вернемся к началу. Кто такой Гиви и как могла ему помочь артистка цирка Бугрова?
- Гиви - бывший приятель Буранского и дяди Сергея. Три года назад его посадили в тюрьму за валютные операции. У Бориса остались его бриллианты, и он попросил меня отдать их Бугровой, чтобы она вытащила Гиви из тюрьмы. Ей это ничего не стоит - в нее влюблен начальник всех лагерей и тюрем страны. Как это у вас называется?
- ГУИТУ, - сказал я. - Главное управление исправительно-трудовых учреждений. Но разве не проще было попросить вашего дядю? Одно слово Мигуна - и Гиви был бы на свободе. И вообще непонятно - как его могли посадить, если он был приятель Мигуна?
- Они поссорились, и дядя о нем слышать не хотел.
- Из-за чего поссорились?
- Я не знаю!!! - воскликнула она с каким-то даже надрывом. - Не пытайте меня. Я вам все равно ничего не скажу! Я ничего не знаю!
- Знаете, Галя. Просто Бакланов вас вчера так запугал, что вы боитесь говорить. Но имейте в виду - они проводят «Каскад» и раздуют теперь дело вашего Бориса только для того, чтобы сбросить вашего отца. Я должен знать, о чем говорил с вами вчера Бакланов…
Она не отвечала. Она снова отвернулась к окну - там, за окном светловского кабинета, все шел снег, укрывая мягкими хлопьями и без того заснеженную Петровку и соседний сад «Эрмитаж».
- И вы готовы предать родного отца ради… чего? Галя! - сказал я.
- Папу все равно снимут! - резко повернулась она. - Не сегодня, так завтра, через два месяца. А Боря… Они мне обещали, что они его скоро отпустят.
- Кто - они?
Галя опустила глаза, произнесла:
- Я не могу вам сказать.
- Галя, они вас обманут, - сказал я. - Бакланов, Краснов, Щелоков - они вас обманут. Они уже сейчас шьют Борису связь с иностранными разведками…
Она промолчала. Что ж, подумал я, в конце концов, если она так любит этого Буранского, они могли уговорить ее молчать и пообещали, что чем гибельней для ее отца будет «дело Буранского», тем лучше для нее: после отставки Брежнева Чурбанов с ней немедленно разведется, Буранского освободят, и она счастливо заживет со своим любимым. А папе-Брежневу все равно пора на пенсию, так что никакого особого предательства нет, наоборот - ему лечиться надо, Леониду Ильичу, отдыхать…
В отделе кадров Большого театра следователь Тарас Карпович Венделовский получил целую пачку фотографий Бориса Буранского - во весь рост, анфас, в профиль. Действительно, наводчица-домушница Элеонора Савицкая была права: внешность у Буранского была весьма импозантная, с фотографий сразу бросались в глаза горделивая осанка, с немалой долей театральности, холеные руки и лицо, большие, темные, чуть навыкате глаза, длинные черные волосы и уже наметившийся пышный подбородок, подпираемый кружевным жабо. Взглянув на эти фото, любой тюремный надзиратель подтвердил бы первичный диагноз одного из ведущих раскольщиков Бутырской тюрьмы «Доцента» Грузилова: «Артист, психика слабая, за сутки сломается».
Из Большого театра Венделовский отправился в Союз художников СССР за фотографией еще одного арестованного приятеля Мигуна - грузинского художника Сандро Катаури.
Светлов приехал в МУР злой, как черт.
- Где Шамраев? - спросил он в дежурке капитана Ласкина.
- У вас в кабинете, допрашивает Галину Брежневу.
Светлов положил перед Ласкиным пачку фотографий, изъятых им на квартире Тамары Бахши из ее семейного фотоальбома.
- Посмотри, пожалуйста, в картотеке «Бл…ского отдела» - нет ли там этой сучки, - приказал он. - Если нет, поезжай в гостиницу «Украина», покажи фотки администратору. И пошуруй по другим злачным местам - к вечеру эту шалаву нужно найти!