Красная помада

Нинка открыла глаза и увидела, что младшая сестра на нее смотрит.

– Лиска, Лиска, – тотчас запричитала женщина и заплакала.

– Что? – хотела спросить Гущина, но не смогла разлепить засохшие губы.

– Как же так, – покачала головой Нинка и осторожно погладила ноги младшей сестры.

Алиска увидела это, но не почувствовала. Нинка запахнулась больничным халатом, вышла из палаты и вернулась с медсестрой – коренастой брюнеткой восточной внешности. Механическим движением медсестра поправила подушку, на которой покоилась голова Гущиной, попросила не волноваться и пообещала, что все будет хорошо, а затем покрутила колесики на капельнице. Только в этот момент Алиска заметила, что сама, как и ее соседка, подключена к аппарату.

Нинка молча наблюдала, то и дело утирая слезы.

– Где Витя? – хотела спросить Алиса, но вместо этого почувствовала дикую усталость.

Голова закружилась, глаза заволокло пеленой. Очередная порция лекарства впрыснулась в кровь и Гущина полетела на Марс, а может и дальше…

В следующий раз, когда Алиса очнулась, у кровати сидел Виктор. Мужчина был бледный, как простыня, а на лбу его зиял свежий розовый шов.

– Привет! – тихо сказал муж и склонился над Гущиной.

Коснулся губами ее щеки, уколол щетиной.

Женщина выпучила глаза, давая понять, что хочет узнать, как и почему она оказалась в больнице. Виктор погладил Алису по голове и прошептал: «Тебе сейчас нельзя волноваться!»

– Что случилось? – металась женская душа. – Расскажи, что со мной?

Но Виктор ничего не успел рассказать, пришел врач. Точнее пришла. Стройная, с высокой грудью шатенка. У доктора была стильная стрижка и идеально накрашенные красной помадой губы.

«Наверное, это «КисКис» от Герлен, – решила Алиса».

В одном глянцевом журнале Гущина читала, что «КисКис» – самая дорогая помада в мире и стоит 62 тысячи долларов. Такая цена обусловлена футляром, который выполнен из золота и мерцающих бриллиантов. Соавтор данного шедевра Эрве Ван дер Стратен утверждал, что «помада просто волшебная, потому что никто не знает, каким образом она преобразится, после того как со временем первый слой сойдет».

Какой из слоев лег на губы медика, было неясно, но сочный красивый цвет помады – возможно и не от Герлен вовсе – женщине шел. По внешнему виду Снежаны Андреевны (Алиска прочитала имя на бейдже) было заметно, она за собой следила и выглядела прекрасно – лет на 35 или чуть больше. А ее алые губы в безликой больничной палате были единственным ярким пятном, за которое хотелось зацепиться взглядом. И Гущина зацепилась, как утопающий за соломинку!

– Вы родились в рубашке, – обратилась врач к Алиске и сдержанно улыбнулась.

Гримаса докторши означала только одно – больше от меня вы ничего не узнаете.

«Сволочь, – мысленно обозвала Алиса Снежану Андреевну и потеряла сознание».

Прошло еще несколько дней, которые Гущина пребывала в бреду и полудреме. Из внешнего мира то и дело до нее долетали обрывки фраз про автомобильную аварию, плачь дочери Кати, медицинские термины и неутешительные прогнозы врача на вопросы родственников: «Что теперь будет?»

– Наверное, я уже умерла, – решил кто–то, находящийся внутри Алисы. – Черт, а как же мои цветы?

– Какие цветы? Ты умираешь или уже умерла! – возмутился кто-то еще.

– Если я умру, они тоже умрут, – постарался объяснить первый голос.

– Ну и хрен с ними! – резюмировал голос второй. – Подумай уже о себе, дура!

Думать о себе Алиска давно разучилась. Половина жизни прожита – неминуемо приближался полтинник. Животные страсти сменились монотонными обязанностями. Для себя любимой остались только личные маленькие радости – кофе по утрам, вовремя пришедший автобус, прогулки в лесу и цветы.

Дети выросли и отпочковались, муж давно стал соседом по квартире и постели.

Раз в месяц, а то и реже Гущина просыпалась от незатейливых мужских ласк – Витька, как шпион, желающий остаться незамеченным, пристраивался сзади. Алиска вроде как в процессе не участвовала, в основном делала вид, что спит, но телом воспользоваться позволяла. Мужа обижать не хотелось. Не чужой ведь!

Другого секса у пар с 25–летним стажем скорей всего не бывает, успокаивала себя Алиска. Хотя, иногда волна возбуждения накатывала и тогда Гущина, представляя себя в объятьях горячего испанского идальго, доводила себя до оргазма сама, пока муж смотрел в соседней комнате телевизор. Так и жили.

После сорока Алиса Гущина перестала быть женщиной. Во всяком случае желанной мужем. Как будто чья–то невидимая рука щелкнула такой же невидимый тумблер, установив его из положения «Женщина» в «Просто человек».

Виктор больше не смотрел на жену так, как делал это раньше – с интересом и вожделением. Огонь в мужских глазах угас. Алиска и сама все прекрасно понимала, ведь с каждым годом не молодела, а возрастные носогубные складки, сделали ее похожей на куклу–конферансье из театра Образцова. Груди уже не были упругими, зубы начали крошиться, а на новые – белоснежные и фарфоровые – денег, разумеется, не было.