Шеф, который вскоре станет известен под именем Цвибль, брезгливо морщился, водил указательным пальцем по столу Качуренко и осматривал комнату. Помощники безошибочно читали на лице шефа его желания и набрасывались на каждый предмет: тщательно дезинфицировали его пахучей жидкостью.
Комнаты райисполкома подметались, дезинфицировались, обставлялись мебелью, их занимали чины управления.
Громко стуча сапожищами с металлическими подковами, по кирпичным тротуарам главной улицы шла группа солдат, один держал под мышкой папку с листовками, другой — банку с клеем, а третий швабру — стирали все вчерашние объявления, вместо них вывешивали заранее напечатанные, наверное, в самом Берлине приказы новой власти.
Постепенно стал подавать признаки жизни притаившийся поселок. То в одном окне, то в другом мелькнули испуганные лица, затем и двери отворились то тут, то там, чьи-то головы робко высунулись наружу.
Вскоре вездесущие старухи, а потом и старики вышли за ворота в ближайшую разведку, смотрели во все стороны, замечая все. Вскоре уже по одному, а то и по двое стояли возле новых объявлений, вычитывая слова, обдающие холодом:
«Предлагается в течение 24 часов сдать имеющееся в наличии как огнестрельное, так и холодное оружие всех марок и калибров, включая и охотничье… За невыполнение этого приказа виновные будут Р А С С Т Р Е Л Я Н Ы».
«Предлагается немедленно сдать немецкой власти все радиоприемники, фотоаппараты, бинокли. За невыполнение этого приказа виновные будут Р А С С Т Р Е Л Я Н Ы».
«Всем жителям иудейской национальности, пребывающим в зоне, немедленно зарегистрироваться в районной управе, указав фамилию, имя и точный адрес. За невыполнение — Р А С С Т Р Е Л».
«Всем коммунистам, комсомольцам, ответственным работникам партийного и общественного аппарата в течение трех дней встать на учет в районной полиции. За невыполнение — Р А С С Т Р Е Л».
И под каждым из этих зловещих объявлений стереотипное: ортскомендант гауптман Цвибль.
В наспех обставленной канцелярии ортскоменданта уже стучала немецкая пишущая машинка, на круглом, вертящемся, тоже привезенном стульчике манерно выгибалась машинистка Гретхен, особа, имеющая непосредственный доступ к шефу и пользующаяся его могучим заступничеством. Играя музыкальными пальчиками по клавишам, она энергично и уверенно стала фиксировать новую историю и новую судьбу ошарашенного от нагрянувшей беды Калинова. Выстукивались приказы о создании местных органов власти, должна была быть создана районная полиция из лиц, на которых господин Цвибль возлагал обязанность вспомогательного карательного органа.
Ортскомендант Цвибль получил неотложное и срочное задание — в течение суток оборудовать в тихом, отдаленном от шумных коммуникаций Калинове уютный госпиталь. Гретхен на тонкой, как папиросная, но прочной бумаге выстукивала приказы о немедленном очищении калиновской больницы от посторонних, обязательной дезинфекции и оборудовании помещения всем необходимым, поскольку уже завтра сюда должна поступить первая партия раненых.
В предобеденное время из далекого леса поплыли паутинки бабьего лета. В прадавние времена какой только таинственностью не было окутано это белое шелковое плетение, ткавшееся неизвестно кем и где. Это уж с развитием наук докопались естествоиспытатели, что юные паучки ткут их, и ткут не ради развлечения, а от естественной потребности. Тесно становится паучьей молоди в одном регионе, вот она и добывает для себя белоснежно-шелковый транспорт, чтобы осваивать неведомые земли.
Наверное, в тот день тесно стало всему паучьему роду в ближних к Калинову лесах. Выстрелы обрывали золотистые нити, резкие взрывы гранат пугали пауков, вот они и спешили выбросить свою паутину, дружно поднялись в воздух, поплыли над лесами и полями, потянулись длинными белыми волосами бабьего лета через онемевший от ужаса Калинов, снизились над его садами и улицами, зацепились за ветви, за пожелтевшие стебли трав и кустов.