Красная ртуть

В те годы секретным постановлением властей в каждой студенческой группе должен был быть, по крайней мере, один завербованный человек, то есть доносчик. В камилловой группе таким был не лучший студент по имени Савва, который давно был вычислен своими однокурсниками. Под подозрением была еще одна девушка Элла, но существование этих агентов никак не расстраивало молодых людей. Напротив, они с удовольствием провоцировали своих сиксотов разными ужасными "антисоветскими" разговорами. При этом Элла страшно расстраивалась, менялась в лице, порой даже плакала, и однокашники не могли понять, то ли она расстраивается из-за издевок над ее идеалами, то ли сокрушается из-за того, что должна будет обо всем этом писать в отчете своему шефу из госбезопасности. Савва же похихикивал, но понимал, что если он с таким доносом придет к своему жандармскому боссу, то тот над ним просто посмеется.

И вот перед университетскими сиксотами появилась настоящая боевая задача. Камилл обратил внимание на то, что один из его знакомых, студент исторического факультета, в принадлежности которого к органам тоже не было сомнений, чаще стал вроде бы невзначай встречаться и заговаривать с ним во дворе университета или после лекций на улице. Правда, не совсем было ясно, какого действия с опаской ждут органы от студента Афуз-заде - то ли вербовки мирного населения в крымскотатарскую освободительную армию, то ли создания им атомной бомбы - ведь как никак студент физического факультета. А, может быть, только лишь собирают по крохам компрометирующий материал на мятежного студента? Конечно, это была наиболее вероятная версия, поэтому однажды, в ответ на провокационный разговор, заведенный Никитой с исторического, Камилл без обиняков заявил:

- Керя (в смысле приятель), - я же знаю, на какого дядю ты работаешь! Отвяжись со своими разговорами!

На что Никита отреагировал очень достойно:

- А ты молчи и мне не отвечай! - в смысле, что я, мол, обязан завести с тобой этот разговор, ты же не будь кретином, не поддавайся провокации.

После этого Камилл даже с какой-то симпатией стал относиться к этому Никите.

И настал день, когда Камилл был вызван в отдел кадров, где уже знакомый нам улыбчивый заведующий оставил его наедине с неким товарищем.

- Камилл, мы следим за вашими успехами в учебе, - начал этот товарищ, оказавшийся еще более улыбчивым, чем даже отсутствующий хозяин кабинета.

Камилл, который шел в отдел кадров еще в некотором сомнении относительно причины такого приглашения, теперь все уже понял.

- Кто это «вы»? – с вежливой улыбкой осведомился он.

- Мы помним, какие трудности вы преодолели при поступлении в университет, - продолжал улыбаться товарищ в штатском, обманутый вежливостью Камилла. – Я сотрудник госбезопасности, как вы, конечно, догадались.

И, казалось, что весь кабинет, от пола до потолка, заполнила светлая улыбка.

- И подумать не мог! – отозвался Камилл, соорудив сосредоточенное и суровое выражение на лице. - Почему я должен был догадаться?

- А разве вы не ожидали, что вы можете нас заинтересовать? - легкая тень легла на лик товарища из органов.

Камилл пожал плечами:

- Насколько я понимаю, вас интересуют вопросы безопасности государства. Если хотите прибегнуть к моей помощи в вооруженной борьбе с врагами советской власти, то я нынче в плохой физической форме. Да и войны вроде бы нет. Может быть, где-то в отдаленных районах Азии? Но по Конституции я могу быть призван, только при открытом объявлении войны. Так что вынужден отказаться.

Но чекист игнорировал замечания Камилла.

- Товарищ Афуз-заде, - светозарная улыбка на его лике сменилась улыбкой же, но уже грустной, даже прямо-таки печальной. - Нас огорчает ваша деятельность.

Офицер в штатском костюме сделал паузу, выжидая реакцию со стороны Камилла. А Камилл молчал и вопросительно смотрел на него. Пауза затягивалась, мизансцена срывалась, и гебешник совсем уж сурово, но все же еще не с угрозой, а скорее с давешней печалью, произнес:

- Значит, вы не хотите признаваться в своей антиобщественной деятельности?

Он не сказал «антисоветской деятельности», оставляя по всем правилам чекистской науки пространство для маневрирования. К столбику с биркой «антисоветская деятельность» он намеревался подвести Камилла попозже, когда тот будет достаточно напуган, чтобы уже испугать окончательно и начать вить из него веревки.

Камилл изобразил полное недоумение:

- Я если чем-то кроме прохождения учебы и занимаюсь, то только общественной деятельностью. Какая еще такая антиобщественная?

- А ваши поездки по совхозам, ваши выступления на собраниях крымских татар? – от былой благожелательности и вежливости в речи гебешника осталось только обращение на «вы». – Нам все известно, товарищ Афуз-заде!

- Что вам известно? Мои выступления на собраниях? Согласно уставу комсомола я проявляю общественную активность, пропагандирую материалы Двадцатого съезда! Да, я разъезжаю по районам, встречаюсь с советскими тружениками. И говорим мы именно о Крыме, а вы ожидали, что мы будем говорить о Коста-Рике?