Два летних сезона отработал Февзи в Старом Крыму, а возвращаясь на зиму в Питер жил в общежитии, в выделенной лично ему комнате. Олег уже был молодым папашей, и не реже раза в месяц Февзи проводил в его семье выходной день.
В один из студеных январских днейВолодя обратился к Февзи:
- Между прочим, наша экспедиция переводится в разряд комплексной. Фронт работ расширяется, предполагается, что у нас будет своя машина, а то и две. Понимаешь, финансирование будет идти от нескольких институтов. Короче говоря, нужен постоянно находящийся в Старом Крыму сотрудник. И не просто завхоз, а завхоз в ранге научного сотрудника. Я вот подумал, может быть, ты пойдешь на эту работу? Будешь считаться в длительной командировке, денежки, соответственно, пойдут. Тебя ведь семья в Ленинграде не держит, а прописка ленинградская сохранится. А?
- И думать нечего! - Февзи вскочил, будто бы его подбросило. - Бежим!
- Ты чего это? - Володя удивленно воззрился на товарища.
- Володя, ведь могут другого назначить! Надо мне срочно подать заявление о согласии на эту должность! - Февзи чуть ли не тянул товарища за руку.
- Погоди, не пори горячку, - спокойно ответил Володя. – Завтра надо просто позвонить в отдел кадров Академии, а потом пойдешь сам или можем, в конце концов, пойти вместе.
- Почему завтра? – нервно воскликнул Февзи.
Руководитель группы еще никогда не видел своего сотрудника таким возбужденным.
- Потому что сейчас уже без пяти шесть, - Володя показал на висящие на стене часы, потом добавил с некоторой обидой: - Я не знал, что тебе так не терпится покинуть наш коллектив.
- Володя, как ты можешь так говорить? Я никогда в жизни не работал в таких условиях, в таком окружении! - Февзи был тронут. - Но ты должен понять, что означает для меня жить и работать на родине.
- Для меня, например, весь Советский Союз родина, - несколько напыщенно произнес руководитель группы.
Чуткий крымский татарин готов был уже ответить, что, мол, «у тебя, мой друг, масса и других достоинств», но быстро сообразил, что честный малый Володя не заслуживает такого сарказма, хотя его заявление и дурно пахло.
- И для меня, наверное, было бы так, если бы меня не вывезли из Крыма насильно, - только мягко заметил Февзи.
А Володе, хотя резонность такого ответа была неопровержима, все же что-то в нем не понравилось, что-то было в этом ответе от национализма, который лектор вечернего университета марксизма-ленинизма недавно изобличал на семинаре. Впрочем, Володя был человек думающий, и он постарался внушить себе, что, действительно, тут случай особый и что, пожалуй, поруганная родина вдесятеро дороже.
- Любовь к родному пепелищу, - произнес он с усмешкой, но без ехидства, потом добавил: - Ну, хорошо! Завтра созвонимся и вместе поедем устраивать тебя на новую работу. Расскажем, что ты родом из Крыма, это будет дополнительным обстоятельством в твою пользу. Все будет тип-топ.
Февзи молча кивнул, потом, понизив голос, произнес:
- Володя, если в отделе кадров узнают, что я крымский татарин, то последует стопроцентный отказ.
Володя вопросительно посмотрел на Февзи:
- У тебя же в паспорте записано, что ты родился в Ленинграде.
Да, такая запись была. Когда бывший зек получал паспорт, он не скрыл свой арест, однако указал местом рождения Ленинград. Проскочило. Считающаяся зазорной, но не утаиваемая молодым мужчиной правда о его «криминальном прошлом» отвлекла внимание паспортистки от маленькой лжи.
Камилл взволнованно объяснял Володе:
- Место рождения не будет принято во внимание. Крымским татарам в Крыму проживать не разрешено уже только потому, что они крымские татары.
- Этого быть не может! Это же нарушение элементарных человеческих прав! - воскликнул Володя.
- Вовочка, ты уже большой мальчик и, кажется, познал кое-что о нашей жизни. Нельзя же оставаться таким наивным, - ласково выговорил Февзи своему товарищу.