Красная сестра (ЛП)

— Тень-работа гораздо глубже, чем то, что тебе успела показала Сестра Яблоко. Сокрытие — наименьшая из таких манипуляций. Одни тень-работники умеют вызывать страх. Другие могут быть способны впустить в тебя тьму. Слепота — самый легкий вред, но целая конечность может тебя подвести, если заразится тенью.

— Вы уверены, что я не могу просто дать ей по морде, прежде чем она начнет?

— Ты, Нона, обретешь безмятежность и в ее доспехах будешь защищена от всех подобных нападений.

— Даже от инфекции?

— Да.

— И это все, что есть? Безмятежность побеждает тени?

Какое-то мгновение Сестра Сковородка жевала внутреннюю сторону щеки.

— Раздиратель может использовать для атаки собственную тень. Он может разорвать плоть, и нет никакой физической защиты. Умная нить-работа может победить такой злой умысел. Или можно просто проделать дыру в тень-работнике. Но раздирание — редкий талант, и в том маловероятном случае, если юная Люта обладает этой силой, академик Антаст сейчас говорит ей не использовать его против тебя, точно так же, как я говорю тебе не бить бедную девочку.

Нона подумала о зрителях, ожидающих ее там. Все эти суровые и серьезные академики, чьи умы были полны волшебных хитросплетений марджала. Она чувствовала себя достаточно нервной даже здесь, под нарисованными взглядами зрителей на стене…

— Не думаю, что смогу… Я плоха в безмятежности даже там, в монастыре, с друзьями. Здесь... со всеми этими незнакомцами...

— Это представление, Нона. — Сестра Сковородка улыбнулась. — Ты же воин. Может быть, Путь и течет в твоих жилах, но в глубине души мы обе знаем, что ты боец. А что такое бой, если не представление? — Она остановилась и театрально подняла руку. — Каждая звезда, вращаясь в черной глубине небес, горит только потому, что человечество подняло лицо, чтобы посмотреть. Каждое великое деяние должно быть засвидетельствовано. Иди туда и сделай что-нибудь великое.

— Итак... — Нона обвела взглядом нарисованное на стенах неодобрение. — Безмятежность... — Она начала прокручивать в голове слова лун-песни.

Она падет, она падет,

Луна, л...

Сестра Сковородка повернулась к двери.

— Она будет работать быстро. Так что обрети безмятежность как можно быстрее.

— Вы мне не поможете!

— Мир редко так поступает, девочка.

Глава 36

Нона вышла в зал. Люта появилась из двери напротив мгновением позже, бледная за бледным водопадом волос, ее взгляд был напряжен.

Она падет, она падет,

И скоро будет не видна.

Люта огляделась. Зал был хорошо освещен окнами купола, но у основания восточной стены лежали неглубокие тени. Более глубокие тени лежали под столом академиков, к которому вернулась Сестра Сковородка.

Лед придет, лед придет,

Но нет луны, но нет луны.

Люта подошла к восточной стене, пошла вдоль нее, и там, где она прошла, тени становились все тоньше, сгущаясь вокруг нее подобно платью из серого тумана. Нона стиснула зубы, когда боль и тошнота поднялись вместе. Она взглянула на одетого в синюю мантию академика. Это он? Играет с ней по приказу Раймела?

Мы все падем, мы все падем,

И скоро будем не видны.

Нона не чувствовала безмятежности. Ее тошнило. Ей хотелось кататься по полу и корчиться от боли, чтобы хоть немного успокоиться. Ей захотелось броситься к девочке и сбить ее с ног ударом в шею.

Люта прошла мимо судейского стола, бормоча свои собственные заклинания. Когда-то ее тень на полу была тонкой и понятной, но теперь она стала многоугольной, темные углы двигались, ножки и спинки стульев тянулись вперед, как веретенообразные щупальца какого-то огромного черного насекомого. Мучительная боль вспыхнула в костях Ноны, но почему-то не смогла впиться в нее зубами.

Она падет, она падет,

И скоро будет не видна.

Нона представила себе безмятежность как толстую белую шубу, мех белого медведя, мягкий, обволакивающий, заглушающий суровость мира, выдергивающий жало из любой колючки. Она накинула шубу на плечи. Ее боль стала чем-то далеким, принадлежащим кому-то другому. Объект любопытства, не более того. Она не разрешила себе думать о том, как долго она будет оставаться в отдалении.

Тени вокруг Люты закружились, внутри замелькали силуэты, колеблющиеся, становящиеся любой тревожащей фигурой, которую Ноне могла себе вообразить. Там лежали ее кошмары, питаясь тем, что она им давала. Это была темнота, в которой Раймел Таксис неуклюже топтался на заднем плане, в то время как впереди падал сломанный Четыре-ноги, пытался подняться и снова падал.