Красная сестра

Работа, которую Майя требовала от них, не была ни долгой, ни трудной, и была разделена между детьми, которых было больше необходимого. В большом зале Нона полировала, подметала и скребла полы. На кухне она чистила, носила, мыла, резала и топила. В уборной она убирала нечистоты: вычерпывала, вытирала и рыгала. Обслуживание боевой экипировки, спарринг-рингов, тренировочного оружия и тому подобного — все это ложилось на плечи подмастерий. Бойцы сами заботились о своем собственном оружии, как и любой, кто доверял свою жизнь острому лезвию или прочной кольчуге.

Иногда кто-нибудь за пределами Калтесса нанимал группы старших детей, чтобы собирать фрукты или рыть канавы, но в основном, как сказал Регол, их главной задачей было расти и показывать обещание, ради которого их приобрели. Майя призналась, что ни один из них не будет продан по меньшей мере год, а то и два или три:

— Иногда обещание не проявляется должным образом, пока у девушки не начинает идти кровь. В тринадцать лет я не была и вполовину моего нынешнего роста. Не имеет смысла обучать вас, пока Партнис не узнает, кем вы станете. Обучение стоит денег, которые, по большей части, пропадут. Никто никогда не сможет стать ринг-бойцом, если в нем не будет видна старая кровь. И даже когда Партнис уверен, что у тебя есть дар для этого, он любит ждать – говорит, что лучше тренироваться тогда, когда ты в основном вырос в свой размер и скорость, так что тебе не нужно все время приспосабливаться.

Дважды в день Майя заставляла весь чердак на час выходить во двор. Сначала они убирали гири бойцов обратно в сундуки в кладовке, а потом бесконечно бегали кругами, невзирая на дождь и ветер. Нона с нетерпением ждала этих ежедневных побегов от замкнутой скуки чердака и рутины домашних дел. Она работала с Сайдой и Турамом, последними приобретениями Гилджона — они поднимали гантели поменьше, брошенные во дворе, и возвращали их в комнату для тренировочных снарядов. По правде говоря, они с Турамом скорее мешали, чем помогали Сайде. Когда они поднимались по ступенькам, мимо них прошел Денам, держа в каждой руке по одной тяжелой гантеле, и только пот, прилипший к рыжему пламени его волос, давал им понять, что он скрывает свои усилия.

Они остановились, чтобы пропустить его, а потом Сайда повела их дальше:

— Тащим!

Нона ничего не имела против, хотя помощи от нее было мало и у нее болели руки со спиной, а пот щипал глаза. Ей нравилось чувствовать себя частью чего-то. Сайда была ее подругой, и, хотя ей не нужна была помощь Ноны с гирями, она ценила это.

В их дружбе Нона нашла то, что отсутствовало в вере деревни, в Надежде матери, в нравственных наставлениях Наны Эвен или в семейных узах, которые она видела разорванными. То, что она считала святым и достойным жертвоприношения. Ноне было трудно заводить друзей — она не понимала, как это работает, но иногда такое случалось. У нее был только один друг, ненадолго, и она потеряла его; она не собиралась терять другого.

— Расскажи мне, как ты оказалась в Хэрритоне, дитя. Прямо под петлей. — Голос настоятельницы Стекло прервал воспоминания Ноны, и она обнаружила, что идет по каменной дороге, разделяющей широкие, продуваемые всеми ветрами поля, на которых паслись лошади и овцы. Слева и справа виднелись редкие усадьбы, впереди — низкие остроконечные крыши вилл, а за ними — крутой склон плато.

— Что? — Нона потрясла головой. Она почти не помнила, как покинула город. Оглянувшись, она увидела, что тот в миле или больше позади, а по бокам настоятельницы идут две монахини.

— Ты собиралась рассказать мне, что случилось с Раймелом Таксисом, — сказала настоятельница.

Нона снова посмотрела на монахинь; обе выше настоятельницы Стекло, одна — очень худая, другая — с более округлыми формами, их рясы порхали вокруг них. Она смутно помнила, как они присоединились к настоятельнице у каких-то маленьких ворот в городской стене. Одной из них было, пожалуй, столько же лет, сколько настоятельнице, ее лицо было морщинистым и обветренным, глаза — холодными, губы — тонкими. Другая, помоложе, зеленоглазая, ответила на рассеянный взгляд Ноны широкой улыбкой, заставившей ее отвести взгляд.

Нона устремила взгляд на горизонт. Монастырь больше не был виден, он отошел от края обрыва.

— Сайде велели вымыть полы в комнатах Раймела. Я услышала, как она визжит. — Люди так не кричат. В деревне, когда Серый Джарри резал свиней... это звучало именно так. И когда один из мальчиков, столпившихся у люка, сказал «комнаты Раймела», какая-то холодная рука схватила Нону за грудь и потянула вперед.

— Я спустилась по лестнице. Быстро. — Это было медленнее, чем падение, но не намного. Она выбежала в фойе. Сайда оставила ведро и швабру, чтобы держать дверь открытой, большую дубовую плиту с медными петлями.