Красная Шапочка, черные чулочки

– Кубрика здесь нет! – крикнула я. – Я его сожгла вместе с черепом Любушки, которая стала Либхен и умерла в Хайлигенштадте. Сожгла и развеяла пепел по лугам. Теперь Кубрик – везде, он смотрит на нас и смеется! – Я уходила к машинам, сбивая по пути вспучившиеся ватные шапочки отцветших колючек и лопухов, и вот я уже, как в распоротой подушке, вся окутана пухом, и тогда я побежала и не увидела, как Гамлет опустил поднятую в мою сторону руку Генерала с пистолетом.

Я была так устрашающе счастлива, что совершенно ничего не понимала и не чувствовала, как из носа потекла кровь, и бежала бы еще очень долго – до полного кровоистекания счастьем, но меня догнали дети, взмокшие и еле переводящие дыхание, и уговорили идти шагом. А в машину я вернуться отказалась. Мы пошли сначала по дороге, потом – по тропинке, потом – мимо пруда, где живут серебрянки, мы шли и шли, и я рассказывала сказку о Красной Шапочке (как позже заметил Ося – пять раз подряд), и в конце сказки смелый охотник разрезал живот волку, и оттуда выходила бабушка, внучка, еще одна внучка, маленькая девочка, которая была клоном бабушки, семеро козлят, три поросенка и убитый выстрелом в голову милиционер.

Надо сказать, что ночное посещение кладбища совершенно изменило мою жизнь и жизнь Агелены. Я к утру вдруг оказалась влюбленной до невменяемости, а Агелена обнаружила в себе скрытый дар к получению плотского удовольствия в крайне экстремальных условиях. Как это произошло, мне в подробностях описал Макар, когда вернулся.

Я спала, свалившись замертво в кухне на угловом диване. Дети, так и не дождавшись приготовления завтрака, съели полбанки варенья и ушли искать приключения во двор, скормив перед этим собакам по слегка оттаявшей сырой пицце.

К полудню, когда солнце стало заглядывать в окно кухни, я открыла глаза, обнаружила, что ощущение счастья не пропало, и уставилась на тихо сидящего за столом Макара восхищенно и радостно. «Ты тонешь во сне», – сказал он грустно.

– Тону! – согласилась я радостно.

– Я сказал – стонешь, а не тонешь.

– Как хочешь, так и будет.

– Раскопали могилу свояка Кубрика.

– И как он?

– Как может выглядеть покойник после двадцати лет захоронения? Досок от гроба не осталось.

Не понимая, почему мы должны говорить о давно умершем свояке Кубрика, я села и уставилась на Макара так откровенно счастливо, что он вздохнул и закрыл лицо ладонями.

– Вот и ты сбрендила, – сказал он сквозь пальцы. – Никогда не думал, что раскапывание могил может привести к подобному.

– Марго говорит, что полностью психически здоровый человек в наши дни большая редкость.

– Марго ждет новый исследовательский аспект в области изучения садомазохизма. Обширная тема ей предстоит – думаю, на кандидатскую потянет. Свари мне кофе.

Радостно бросившись к плите, я полностью проигнорировала его прогнозы по научным исследованиям Марго.

– Готово! Я накрою, пусть отстоится минут пять.

– Пусть. Сними мне сапоги.

Опускаю глаза и вижу, что Макар вытянул ноги в высоких болотных сапогах и смотрит на меня слишком многозначительно.

Я стала на колени и даже потрогала один сапог, потом убрала руки за спину и закрыла глаза.

– Не могу!..

– Ясно. Примерная замужняя девочка, да? Ладно, будем трахаться глазами. Ты на кладбище, когда смотрела на меня, о чем думала?

– О кровати в твоей комнате и как ты рассказывал о педипальпах паука…

– Черт возьми! Надо же было так вляпаться! – стукнул он кулаком по столу.

Из чего я заключила, что он думал о том же самом.

И мое ощущение счастья стало еще уверенней.

Наливая кофе, я тронула его руку своей, и мы некоторое время истекали полнейшим безвременьем и запредельной пустотой, прощупывая внутри себя каждый, на что может решиться другой. Мы оба оказались стойкими солдатиками. Или умными детьми. Или трусливыми зайцами. Или потерявшими время.

В результате подобного контакта стол оказался залит кофе – я не заметила, как чашка Макара переполнилась.

Пришлось варить его заново, но молотого не было, и Макар взял древнюю ручную кофемолку, которая странно скрежетала при поворотах ручки, хоть как-то определяя этим звуком время вокруг нас. Под каждый поворот он говорил законченное предложение, и я очнулась и стала что-то воспринимать еще, кроме своей радости внутри.

– Зубастый охранник пошел на хутор узнать, где похоронили свояка Кубрика. Цви-и-ик! Генерал хотел, чтобы я тоже пошел, но я отказался. Цви-и-ик! Он опять стал размахивать пистолетом, и Агелена укусила его за запястье. Цви-и-ик! Мне бы насторожиться – уж очень странное у нее было в тот момент лицо. Но я устал и все время думал – куда ты подевалась? Цви-и-ик… Цви-и-ик! Через полчаса охранник привел старика с хутора. Цви-и-ик! Я его не знаю. Старик ходил по кладбищу и искал могилу свояка уверенно. Цви-и-ик! Рассказал много чего о Кубрике и о его ненависти к свояку. Цви-и-ик! Потом топнул ногой возле полусгнившей загородки и поклялся жизнью своих внуков, что здесь и есть могила свояка Кубрика. Цви-и-ик! Рассказал, что свояк этот приезжал из Германии погостить на месяц, да и помер внезапно. Цви-и-ик! Цви-и-ик! Цви-и-ик! Готово.