Привычка сопровождать мистера Вулфа в его поисках заветного рецепта по разным уголкам Манхэттена обогатила его водительский опыт сноровкой и хитростью, достойными скорее беглого преступника, нежели невозмутимого элегантного водителя. Он словно полностью слился с легким, послушным серебристым рулем: руль стал продолжением его кожи, его желаний. К сожалению, владелец лимузина никогда особенно не ценил достоинств своего шофера. Казалось, он не понимает, каких усилий требует такое мастерское вождение. Как сложно иной раз остановить машину именно там, где он приказывает, чаще всего неожиданно, а потом ждать хозяина под дверью, за которой тот исчез, не зная, скоро ли он вернется. А ведь лимузин — это, черт возьми, не велосипед! С другой стороны, хозяин никогда не требовал отчета о деньгах, оставленных на чаевые для портье и метрдотелей или на взятки охранникам. И все же иногда гораздо уместнее дружески подмигнуть, похлопать по спине или сказать: «Прямо не знаю, Питер, как вам это удалось», или «Вы настоящий профессионал, Питер», или «Давайте, Питер, зайдем в бар, выпьем кофе», или «Честно говоря, я боялся, что дальше мы отправимся в карете скорой помощи». Или вместе над чем-нибудь посмеяться. Люди очень ценят такие вещи.
Путешествовать с мистером Вулфом по Манхэттену, рассказывал Питер своей жене Роуз, это все равно что возить на заднем сиденье чемодан. Роуз хохотала, потому что была до безумия влюблена в своего мужа. Но потом ей стало стыдно, и она ответила, что грех смеяться над таким добрым хозяином.
У Питера была заветная мечта: сыграть роль в фильме с преследованиями и погоней, где автомобиль главного героя отважно преодолевает множество препятствий, пролетает по воздуху прямо над замершими с открытым ртом полицейскими, пересекает реки, падает, ни разу не перевернувшись, с крутых склонов и неизменно оставляет позади себя разрушения, катастрофы и пылающие грузовики. Да, его манил риск.
Иногда он делился с Роуз своими фантазиями, которые она старалась не слишком поощрять, хотя они ее забавляли. В конце концов, мечта есть мечта. «Дорогой, ты мог бы писать сценарии для фильмов, — говорила она ему в шутку. — Что-нибудь про войну». «На все согласен, только бы не сидеть в проклятом подвале с двумя другими водителями, зевающими от скуки в ожидании распоряжений хозяина. Меня уже тошнит от неонового света». Но Роуз была женщиной практичной и здравомыслящей и понимала, что если начнет сочувствовать мужу, когда тот принимается жалеть себя, это может плохо кончиться. Ведь Манхэттен по сути своей — не что иное как гигантская свалка, в которой обитают тысячи падших ангелов, изгнанных прочь из мира иллюзии и мечты. Дел у Роуз было невпроворот, только что родился четвертый малыш, и получать в конце каждого месяца сказочную зарплату, которую платил Питеру мистер Вулф, было настоящим подарком судьбы. Роуз отлично это понимала.
Но когда под вечер она включала какой-нибудь фильм, самыми захватывающими казались ей именно те, в которых были приключения упавших в грязь мечтателей со сломанными крыльями. Таков парадокс.
В канун Рождества машины и автобусы движутся по Манхэттену с черепашьей скоростью. По-другому просто не получается. Центральные улицы, самые притягательные, превращаются в человеческий муравейник, который кипит и бурлит в дверях магазинов, вокруг лотков бродячих торговцев, на автобусных остановках и пешеходных переходах. Когда конторы и офисы закрывают свои двери, вся эта масса пешеходов перемешивается со встречными потоками, которые беспрерывно выплевывает метро. Пешеходы, словно пловцы, бросаются против течения, чтобы проникнуть в двери универмагов, где они проводят весь вечер, делая покупки и путешествуя по эскалаторам из отдела в отдел.
Неспешно продвигаясь вперед, лимузин миновал Собор Святого Патрика, потом Центр Рокфеллера с катком, Национальную библиотеку… Возле Эмпайр-стейт-билдинг Питер собирался повернуть на Авеню Америки, чтобы Сара могла полюбоваться нарядными витринами, и направиться в сторону Гринвич-Виллиджа.