Красная шапочка

Ее пришлось оттаскивать. Колени Валери были бурыми от крови и земли, слезы потоком лились из глаз...

А с неба падал первый снег.

9

Через час дом уже был так набит людьми, что стало невозможно дышать. Валери чувствовала себя опустошенной, как пересохшая тыквенная бутыль.

Каждый член ее семьи переживал горе сам по себе. Казалось, мир внезапно стал совершенно другим, хоть и лишился одного-единственного человека... Вокруг все по-прежнему: поперек комнаты тянется веревка, провисшая под тяжестью постиранного белья, на полке подсыхает печенье. Все в точности как перед уходом сестер.

Сьюзет стояла у двери и глядела на улицу — у нее не было сил видеть то, что находилось внутри. Свежий снег бил по глазам стеклянным блеском. У Валери в голове бродили тяжелые мысли. Что испытывает сейчас мать? Может, разочарование? Ведь из двух дочерей ушла навсегда более красивая, более послушная... более любимая.

В другом конце комнаты Сезар, запрокинув голову, приложился к своей фляжке. Он страдал в одиночестве, отказываясь слушать слова утешения даже от Сьюзет. Валери жалела, что он так суров с самим собой. Наверное, корит себя за то, что не сумел защитить свою девочку.

Вокруг суетились плакальщицы. Они бормотали мягкие вкрадчивые слова, пустые и ненужные. Такие же бесполезные речи они вели в любом доме, где поселилось горе.

— Она теперь в лучшем мире.

— Хорошо, что у вас осталась Валери.

— Вы вполне можете родить еще...

Клод и несколько девушек одевали тело Люси, старательно обмыв его. Их подташнивало, когда они поднимали тяжелые конечности. Закутывать Люси в полотно, украшать ее цветами — это им казалось чем-то непристойным и оскорбительным.

Валери держалась поблизости, но молчала и не шевелилась. Подруги и рады бы ее поддержать, но они не знали, как это сделать. В конце концов Валери оставили наедине с ее печалью.

Пришедшие в дом соседи чувствовали, что надо бы поговорить о покойнице, но что тут скажешь? Они думали о Люси, и, наверное, этого было вполне достаточно. Люди перешептывались по углам, не в силах сосредоточиться на беде, потому что их тревожила приближавшаяся ночь. Кровавая луна должна сегодня взойти опять, во второй раз, в этом уверены самые древние старики. Мужчины поглядывали на своих дочерей, гадая, кто из девушек может оказаться следующей жертвой.

— Но п-почему Волк ненавидит нас? — спросил наконец Клод, и все тут же зашикали на него.

Простой вопрос. Вот только никто не мог на него ответить.

Роксана кашлянула, и этот тихий вежливый звук как будто заполнил всю комнату.

Напряжение разрушил стук в дверь.

— Это Лазары...

Валери едва расслышала слова матери. Как и подруги, она повернулась к двери. В комнату вошли все три поколения — престарелая мадам Лазар, ее сын, вдовец Адриен, и его сын Генри. Роза осторожно улыбнулась младшему Лазару, но молодой кузнец высматривал Валери. Однако та не глянула ему в лицо, она даже отступила назад. Генри почтительно поклонился, не пытаясь приблизиться к ней.

Он знал, что Валери не из тех, кто охотно показывает свои чувства.

Валери остро ощущала и присутствие Генри, и матушкино недовольство таким поведением дочери. Ей хотелось сказать гневные слова о том, что за нее все решили без ее согласия... но она поняла, что не сможет это сделать.

Да и не время.

Она вопросительно посмотрела на отца, и тот кивком разрешил ей уйти. Валери поднялась на чердак, туда, где они с Люси всегда спали в одной кровати. И осторожно потрогала васильки, которые сестра, так любившая все украшать, повесила над своей стороной постели.

Валери казалось, что от горя ее кожа страшно натянулась и стала чересчур тонкой, малейшее неосторожное движение, и лопнет. Легкие будто опустели, и набрать в них воздуха никак не удавалось.

Мадам Лазар, войдя в дом Сьюзет с осуждающей миной на лице, осторожно подняла руку и пригладила свои седые волосы. Старая женщина давно успела забыть, каково это — находиться среди чужих людей; оно и к лучшему, потому что ее неподвижный взгляд многим внушал боязнь. Селяне недолюбливали мадам Лазар, в особенности им не нравилось то, как от нее пахло. Чем-то вроде смеси крахмала и чеснока.

— Я весьма сочувствую вашему горю, — сказала старуха ошеломленной, надломленной Сьюзет.

Адриен подошел к Сезару, чтобы пожать руку несчастному отцу Люси. Старший кузнец был все еще красив, правда, несколько грубоватой красотой, и морщин на его мужественном лице было пока не слишком много.

— Люси была хорошей девушкой, — сказал он.

Слово «была» ударило по нервам Сезара. Он еще не смирился с утратой. За ним водилась привычка заливать спиртным все, что ему не нравилось, но в этот раз... Сьюзет, посмотрев на мужа, покачала головой, и Сезар прекрасно понял, что это значит: убери свою флягу!

Клод, то ли желая поучаствовать в событиях, то ли из озорства, продемонстрировал свой фокус с картой, выудив ее из-за уха мадам Лазар. Она оттолкнула юношу.

Карта отлетела в сторону.

Мадам Лазар взяла предложенную кружку, поднесла к губам и сделала вид, что никакого Клода вовсе не существует.