Красная шкатулка

— Извините, мистер Макнейр, что заставил вас ждать. Мисс Фрост уехала домой.

— Как уехала? — Глаза у Макнейра полезли на лоб. — Не может этого быть! Джебер и Лу Фрост были здесь и сказали…

— Да, были. — Вулф развел руками. — Умоляю, сэр, успокойтесь! Сегодня здесь какой-то сумасшедший дом. Проявите хоть вы благоразумие. Нет, я не обманываю вас. Десять минут назад я посадил мисс Фрост в такси.

— Как так? Я же был здесь! В этом вот кресле сидел! Вы же знали, что я хочу ее видеть! Что за фокусы?

— Да, знал, но я не хотел этого. Не волнуйтесь. Мисс Фрост жива-здорова и, надеюсь, не попадет в аварию. А мне нужно поговорить с вами до того, как вы увидитесь. Считаете это фокусом? Пожалуйста. Но я имею право на это. А как назвать ваши действия? С того самого дня, как погибла Молли Лок, вы даете полиции заведомо ложные показания. Что же вы молчите? Отвечайте, сэр!

Макнейр явно порывался что-то сказать и не мог, только стоял и глядел на Вулфа. Потом тяжело опустился в кресло, вытащил из кармана платок, помял его и сунул обратно. На лбу у него блестели капельки пота. Наконец он выдавил слабым голосом:

— Не знаю, о чем вы говорите.

— Нет, знаете! — Строгий взгляд Вулфа словно пригвоздил Макнейра к месту. — Я говорю о коробке с отравленными конфетами. Мне известно, откуда мисс Фрост узнала о содержимом коробки. Мне известно, что и вы знали об этом и намеренно скрыли эту важнейшую информацию от полиции. Не стройте из себя идиота, мистер Макнейр! У меня есть письменное заявление мисс Фрост — у нее не было другого выхода, — и, если я сообщу полиции все, что мне известно, вас немедленно возьмут под стражу. Но пока я не буду этого делать, так как хочу сполна отработать свой гонорар, и, кроме того, после ареста мне до вас уже не добраться. Будем исходить из того, что вы еще сохранили способность рассуждать здраво. Итак, если конфеты отравили вы, рекомендую ничего не говорить и немедленно покинуть мой дом, а уж я приму соответствующие меры. Если же вы этого не делали, то рассказывайте все по порядку и чтобы никаких уверток! — Вулф уселся поудобнее и буркнул: — Не выношу ультиматумов, даже своих собственных.

Макнейр сидел как пришибленный. Левое плечо его вдруг судорожно дернулось, и пальцы левой руки, лежавшей на подлокотнике, скрючились. Другой рукой он начал расправлять их, но плечо снова свело судорогой, и я увидел, как задергалась мышца у него на шее. Нервы у бедняги совсем сдали. Он глянул на стакан, стоявший на столе у Вулфа, и выдавил, словно прося о величайшем одолжении:

— Нельзя ли немного воды?

Я взял стакан, наполнил и подал ему. Он и пальцем не шевельнул. Я поставил стакан на место, но он как будто позабыл о нем. Немного погодя Макнейр пробормотал:

— Мне надо собраться с мыслями. Вроде я все продумал, и вдруг совершенно неожиданно…

— Будь вы поумнее, — заметил Вулф, — давно бы все рассказали. Прежде, чем обстоятельства заставили.

Макнейр снова достал платок и на этот раз вытер им лицо.

— Куда там, поумнее, — заговорил он совсем ослабевшим голосом. — Я последний болван. Господи, ведь всю жизнь себе испортил. — Плечо у него снова дернулось. — Не надо ничего сообщать в полицию. Это бесполезно. Отравленные конфеты — не моих рук дело.

— Продолжайте, — подбодрил его Вулф.

— Сейчас, — кивнул Макнейр. — Пусть Елена что-то рассказала вам, я не виню ее, особенно после того, как вы подловили ее вчера утром. Могу вообразить, что ей пришлось пережить здесь сегодня, но я и вас ни в чем не виню. Для меня больше нет личных обид. Видите, я даже не спрашиваю, что говорила вам Елена. Что бы она ни сказала — это правда. Я ее знаю.

Макнейр поднял голову и посмотрел прямо в глаза Вулфу.

— Отравленные конфеты, повторяю, — не моих рук дело. В тот день примерно в двенадцать я поднялся к себе в кабинет, просто чтобы отдохнуть несколько минут от толпы. На столе у меня лежала коробка конфет. Я открыл ее, но пробовать не стал: у меня чертовски разболелась голова. Некоторое время спустя пришла Елена, и я предложил конфеты ей. Слава богу, она тоже не взяла ни одной, потому что там не было карамели. Когда я снова пошел вниз, коробка оставалась на столе. Там ее, должно быть, и увидела Молли. Она обожала такие проделки.

Он умолк и вытер лоб. Вулф спросил:

— Что вы сделали с оберткой и тесьмой?

— Ничего этого не было. Коробка была не завернута.

— Кто положил ее вам на стол?

— Не знаю. До половины двенадцатого ко мне заходило человек двадцать-тридцать. Интересовались новыми моделями, которые я еще не выставлял в общем зале.

— И все же, как вы полагаете, кто мог подложить коробку?

— Говорю вам, не знаю.

— Вы не думаете, что кто-нибудь желает вашей смерти?

— Моей смерти? Нет, исключено. Почему я и убежден: коробка предназначалась кому-то другому. Ее оставили у меня на столе по рассеянности. Думаю, что нет никаких оснований предполагать…