Красная строка. Сборник 3

Бросив в кружку, как в автомат с пепси-колой, карманную мелочь, туристы щёлкают Нину на фотокамеры и телефоны, словно распушившего перья павлина. А та и рада. Только вместо былых песенок про то, как хорошо в стране советской жить, словно заигранная пластинка, тянет: «Подайте Христа ради на пропитание! Не дайте умереть с голоду!» И подают. Кидают даже металлические евро, которые Нота обменивает у торгующего на рынке восточными сладостями Магомеда на наши «деревянные» рубли.

Всё это Софья прекрасно знает и, заметив приближающуюся к храму группу итальянцев, чтобы не попасть в объективы папарацци, перебирается на местный Арбат, как и везде, давно оккупированный банками, ювелирными салонами и дорогими бутиками.

Экскурсоводы по выложенной тротуарной плиткой пешеходной улочке туристов не водят – поскольку для них это занятие бесперспективное. Обгоняя конкурентов, они тащат подопечных к сувенирным лавкам, владельцы которых им слегка приплачивают, а затем ведут на дегустацию пирожков с яблоками в соседнюю блинную, где гидов бесплатно кормят.

Возле ювелирного магазина, словно мальчик-часовой из рассказа Пантелеева «Честное слово», дежурит баба Клава, коренастая женщина средних лет, чем-то смахивающая на цыганку.

На самом деле она никакая не баба Клава, и не цыганка, хотя в её гладком смуглом лице и угадывается что-то нерусское. У магазина она стоит с советских времен, словно по прописке, и никто её не гонит, потому что для горожан баба Клава – спасательный круг! Если кому-то срочно требуется продать обручальное колечко, золотые серёжки или цепочку, то за грамм золота баба Клава платит дороже, чем в ломбарде. Не на много, конечно, рублей на сто – двести, всё зависит от пробы, но в итоге сумма получается ощутимая.

Однажды из спортивного интереса Софья подошла к Клаве, чтобы та оценила её валявшийся без толку золотой кулон «Клеопатра», купленный в Каире. Повертев изделие в руках, посмотрев через складную лупу клеймо, скупщица по телефону перекинулась с кем-то двумя-тремя фразами на тарабарском языке и озвучила свой вердикт, что египетское золото – никакое!

«Оно здесь не котируется», – сочувствующе заметила она, и как бы из жалости предложила какие-то очень смешные деньги.

Софья спрятала кулон в сумочку – на этом они и расстались!

Почтительно кивнув бабе Клаве, как давней знакомой, Софья прошла к отделению Сбербанка, где всегда многолюдно. Там деньги, там чаще подают.

Но бывает и облом. Заметив на мониторе нищих, банковские секьюрити выбираются на улицу и гонят их в шею.

Больше других лютует лысый в годах отставник. Софья запомнила его мёртвую хватку – синяк на плече не сходил неделю.

Если отставника нет, можно спокойно постоять у входа, пока его сонные коллеги раскачаются.

Вынув из сумки картонку со словами о помощи, Софья тяжело вздохнула и приняла страдальческий вид. Чтобы войти в образ, она, как всегда, задалась мыслями о несправедливом устройстве мира, где одни, словно в тёплом море купаются в роскоши, а другие, как в грязной луже, барахтаются в нищете.

Она всматривалась в лица проходящих людей, пытаясь понять, богаты они или бедны. Если во взглядах молодёжи ещё угадывался какой-то оптимизм, то у пожилых людей не чувствовалось совершенно никакой радости, только забота и усталость. Но именно старики останавливались и вчитывались в картонку. Подавали редко, в основном рублёвой мелочью.

Чтобы не нарываться на неприятности с охранниками, Софья уже хотела было слинять, как вдруг молодой человек протянул ей пятьдесят рублей.

Не веря своим глазам, она взяла новенькую, словно только отпечатанную купюру, а парень, как добрый посланец небес, мгновенно исчез в толпе.

Таких крупных сумм Софье никто никогда не подавал – и она решила сохранить купюру на счастье, связав случившееся с праздником Преображения.

Однако, после щедрого подарка судьбы люди вообще перестали обращать на неё внимание, словно она превратилась в невидимку. А вскоре из Сбербанка, как Софья и предполагала, показалась фигура охранника:

– Что-то я тебя, тётка, здесь раньше не видел! – окинув её пристальным взглядом былого оперативника, заметил секьюрити. – На что собираешь? На ремонт храма, операцию или на корм беспризорным собакам?

– На лекарства, – опустив глаза, ответила Софья.

– Работать надо, а не побираться! – икнул охранник. – На тебе, тётка, ещё пахать и пахать, вали отсюда!

«Тётка» спорить не стала, покорно убрала картонку в сумку, достала сотовый телефон и, не обращая внимания на мужчину, вызвала такси. Через пять минут рядом припарковался бежевый «Форд Фокус».

Софья весело, словно двадцать лет жизни, скинула с головы чёрный платок и, как в песне, летящей походкой, направилась к машине. Глядя на её градуированную каскадную стрижку, охранник застыл с открытым ртом.

– К «Пирамиде»! – сев на заднее сиденье, скомандовала она таксисту, средних лет узбеку со сверкающей во рту золотой коронкой. И тот, тоже видевший преображение нищенки в мадам с мобильным телефоном за тысячу долларов, на какое-то время потерял дар речи, а потом пробурчал: