Во дворе встретился вчерашний страж, который целился в одну из четыре пивных банок, но пока ни одна не была сдвинута с места. Появление Тапочки его смутило, дуло мелкокалиберной винтовки чуть сместилось и послало пулю в молоко. Стрелок нахмурился и закусил губу, тренировка сегодня была неудачной.
– Ты девушка из доставки?
– Забыл? А мы ведь виделись.
– Разве? – удивился тот.
– В Щёлково, в спортивном клубе, только тогда ты стриженый был и майку носил с крокодилом. Извини, Валера, что я тогда над тобой посмеялась.
– Точно. Ты Красная шапочка. Только я больше ничего не запомнил. Когда стреляю, я не отвлекаюсь.
– Я сама такая, – Тапочка рассматривала Валеру во все глаза. – Посидеть с тобой можно?
Тот закинул винтовку на спину и направился в сторожку. Тапочка решила не упускать его из вида и нырнула внутрь, как если бы получила приглашение.
Валера был рад поболтать. По его словам, сегодня ни въехать в поселок, ни выехать никому не удастся. С утра заспавшийся дальнобойщик направил свой грузовик на мост и резко ушёл в воду, а мост разбил в хлам. И это не единственный прибабах на сегодня. Тапочка посетовала, что ей придется отпрашиваться с работы. Пока ещё вытащат грузовик, вычистят реку от бревен и наведут понтонный мост, объясняла она по телефону. «Не огорчайся, найдем тебе работу. А пока радуйся каникулам», – ответила Мамина.
Вот Тапочка и болталась в обществе парнишки. Несмотря на холодное утро Валера носил безрукавку, демонстрируя мускулы. На его майке была цитата из Ницше. «Человек – это самое жестокое животное».
– Много я твоих коллег видел: зеленых, желтых и даже розовых, а вот красных – ни разу, – признался он.
– Жёлтые – это «Яндекс», зелёные – «Деливери клаб», а розовые – «Самокат». А мы – «Редбокс». Недавно вышли на рынок.
– Ты где живёшь? Только не г7овори, что снимаешь в Колшево. У нас я всех знаю.
– Жила на съемной в Томилино, но мы с подругой поссорилась, и неохота возвращаться.
– Из-за чего ссорились?
– Так, ерунда.
Валера заржал так заразительно, что Тапочка не выдержала, и к нему присоединилась.
– А чего не стрижешься, волосы отращиваешь? – наконец, решила его спросить.
– Это я принципиально. Вот в армию пойду через месяц, тогда пусть стригут, как хотят!
Вокруг Валеры вертелись две собаки, которых он не делал попытки успокоить, а потому они бесились, как хотели. Они были плохо воспитаны – все трое.
– А чьи это собаки?
– Две – тётины, а третья – приблуда. Они погромы устраивают, представляешь? Кстати, если вдруг погаснет свет, не пугайся – у нас перебои с электричеством.
Валера не любил бывать в большом доме, и под первым же предлогом удалялся в свою сторожку. «Здесь лютый холод при похолодании и жуткая жара летом», – рассказывал он, но жильё его устраивало.
Ни при каких условиях он не оставался на ночь в доме. Тапочка его понимала, она сама сначала чувствовала себя небезопасно, чего стоили небрежно подогнанные рамы, которые не закрывались и являлись причиной сквозняков, или двери, сходившиеся с большим зазором. Рукодельный мастер мог бы устранить недоделки в течение дня, но Долгушева откладывала ремонт, ссылаясь на безденежье.
Существовала и другая причина, по которой Валера избегал большого дома, но он об этом не распространялся.
– И вообще, лучше бы ты сюда не ездила, – посоветовал он.
Не больно ласково тут встретили Тапочку.
Дорожные строители и то проявили больше участия, и помнили, что она вчера угостила их колой. Она поболтала с ними, как со старыми знакомыми. «Нашли свой проводоукладчик?» – спросила Тапочка, и ей ответили, что нет, зато им привезли другой агрегат. – «Хотите посмотреть? Мы над ним как раз работаем».
Тапочку подвели к железному механизму, в разверстой утробе которого копался узбек Салех – его голова свободно входила в жерло машины, он пытался разобраться, что же там не ладится.
Тапочке он сказал:
«Это старая модель, тут ни в чем нельзя быть уверенным. Может, будет работать, может, нет».
Сама Тапочка без дела тоже не останется. Старушка уже наняла её. Первым делом Долгушева спрашивает у Тапочки номер банковской карты, потом звонит в банк и даёт устное распоряжение перечислить на счёт столько-то тысяч. Такая у неё манера вести дела. Никакого набора цифр, управляет только голосом, чтобы не заморачиваться.
Если верить её словам, так кинофабрика имеет статус национального достояния. Увы, переоборудованное здание так и осталось складом, его набили списанным хламом: мебелью, поддонами, коврами, старой электротехникой и остатками былой роскоши – плакатами с Мэрилин Монро и гейшами в полный рост.
Тамара, домработница, их не любила, но не решалась критиковать вслух. Эта коренастая блондинка в возрасте между тридцатью и сорока считала себя весьма привлекательной особой.
– А фигура у меня правда ещё ничего? – хвастает она.
Вот только белобрысые волосы торчат во все стороны. Когда Тапочка заплетает её в косу, выходит неплохо.