Красная тетрадь

Терять кого-то так больно, теперь всегда с ужасом думаю о смерти, хотя раньше казалось, что я сам умру раньше всех, кого люблю, и было не страшно. Очень боюсь за дедушку и бабушку, боюсь за тетю Иру и дядю Сережу, конечно, больше всего боюсь за тебя.

Если бы я только мог сделать так, чтобы вы жили вечно.

Снилось недавно, что вернулся домой, а никого из вас нет, так мне страшно стало. Поделиться мне этим особенно не с кем: Боре и без меня больно, а у Андрюши, как мне кажется, понимание смерти совсем другое, чем у меня. Я бы поговорил с девочками, но боюсь их побеспокоить, они теперь очень часто плачут. Наверное, это нормально, ведь девочкам можно плакать сколько угодно. Но иногда бывает, что они плачут прямо в столовой. Я совсем не знаю, что делать? Что в таких случаях говорить? Нервы у них совсем расшатались, и они так скучают по нему.

Немного понимает меня Ванечка. Он на самом деле очень глубокий человек. Ванечка говорит, что смерть – большое и страшное пятно на картинке. Кажется, что данное заявление совершенно абсурдно, метафорично, художественно, но мне оно хорошо понятно. Как будто была картинка, где нарисованы мы, или фотокарточка, а теперь на Володином месте большое, темное пятно.

Там не то чтобы больше ничего нет. А вот именно что чернота и отчаяние. Но, говорит Ванечка, потом, когда поскребешь пятно, обнаружишь, что было нарисовано на картинке. Чернота отсохнет, отойдет и окажется, что картинка сохранилась даже лучше.

Я попробую объяснить его мысль, хотя не знаю, насколько в этом преуспею. Мы, скорее всего, вырастем, изменимся. Мне не всегда будет двенадцать. А вот Володе теперь всегда будет тринадцать. Он останется таким, и в этом смысле картинка под чернотой сохранится лучше. В этом смысле Володя вечен, незыблем и уже никогда не изменится. Утешает ли это меня? Я очень сильно привязан к моему товарищу, хотя иногда он и вредничал. И буду привязан к нему всегда. Теперь, когда его нет, я буду беречь память о нем. Но все-таки меня это не утешает.

Ванечка и не хочет меня утешать. От его слов я лучше понимаю себя самого, свои чувства, они непростые. И этого уже достаточно.

Вот, видишь, обещал не писать о трагедии, а в итоге только о ней и пишу. Я не знаю, когда станет легче. Становится ли легче вообще? В этом я тоже не уверен. Ванечка говорит, что, если нанести такую глубокую рану, она все равно не заживет до конца, но можно приучиться с ней жить. Это очень поэтичная мысль, но, в более приземленном смысле, научусь ли я когда-нибудь об этом забывать?

Сейчас всегда краем глаза я его замечаю. Он здесь, со мной, как призрак. Теперь я знаю, откуда берутся эти легенды. То, что я ощущаю, вполне можно так назвать. Он всегда с нами, где бы мы ни были, там найдется место и для него.

Прости меня за эти долгие рассуждения, просто я хочу понять. Я не думал, что бывает такая боль. А теперь не знаю, что с ней делать, как успокоить. И ведь вокруг есть люди, которым гораздо хуже, чем мне: Боря, конечно. Или Маргарита (подруга Володи). Она теперь всегда ходит в черном. Мне это кажется немного претенциозным, но я ее очень жалею. Ей целых четырнадцать лет, она с нами не общается, но бывает иногда в санатории. Ее мама поет в ресторане и дружит с Жоржем, о котором я тебе уже говорил. Я бы хотел заговорить с Маргаритой, но вовсе не потому, что она такая яркая и чудесная девочка, а потому, что она переживает очень сильно и все время плачет.

Сначала я думал: разве возможно, чтобы у них была такая любовь? А потом я вспомнил, что Джульетте было только тринадцать лет. Наверное, в этом возрасте столь глубокие чувства очень даже возможны.

Я нахожу большое утешение в том, чтобы помогать другим, но можно ли кому-то по-настоящему помочь в такой ситуации, я не знаю. Если ты знаешь как, то расскажи мне.

Что касается всего остального, то дела идут с переменным успехом. Многие вещи получаются у меня хорошо, однако некоторые и очень важные – не очень. Это заставляет меня немного волноваться.

Однако Эдуард Андреевич меня очень хвалит. Но он, в принципе, склонен скорее хвалить людей, чем ругать.

За что себя критиковать, однако, я знаю и сам. Хотелось бы теперь употребить эту самокритику на дальнейшее развитие. Впрочем, тебе это вряд ли будет интересно без контекста. Самочувствие мое в норме. Учеба идет.

Думаю, что я все-таки добьюсь своего, я упорный и очень стараюсь. Сложности с занятиями состоят в том, что нельзя тренировать то, что ты не можешь пока в себе ощутить. Однако я пытаюсь слушать свое тело и хотя бы почувствовать происходящие в нем изменения.

Вот, наверное, и все, что я хотел тебе рассказать.

Хотя нет! Мы ведь скоро едем на экскурсию в горы. Это для нас сделал новый куратор – Дени Исмаилович. Ты его не видела, он экспат, совсем еще недавно прилетел из Космоса, немногое тут знает, о многом переживает, но человек он очень хороший. С нами нелегко, особенно сейчас, и я стараюсь по мере сил ему помогать и всех организовывать.