Красная тетрадь

Конечно, историческая точность (хотя профессионалы и были привлечены к работе) нашего окружения не так высока, насколько я понимаю, в архитектуре, быте и институциях мешаются элементы самых разных периодов, к примеру тридцатых и восьмидесятых. Я очень рад, что у нас есть элементы всей почти семидесятилетней истории первого социалистического государства. Историческая точность – это задача, цель же – воспитать из нас настоящих советских людей: добросовестных, деятельных, трудолюбивых и честных.

Мне очень комфортно жить на нашей планете, хотя я и хотел бы посмотреть на то, что находится за ее пределами.

Некоторые специально проделывают большую работу для того, чтобы получить пропуск на Аврору. Например Максим Сергеевич. Он очарован историей, и ему нравится жить в двадцатом веке, пусть и таком условном.

Процитирую его:

– Вы, мальчишки и девчонки, мечтаете о космических полетах точно так же, как ваши товарищи много сотен лет назад. Но это все довольно скучно. Куда скучнее, чем наблюдать, как вы друг с другом цапаетесь за эту унылую перспективу.

Надеюсь, его слова вполне благонадежны для цитирования. Впрочем, если нет, значит, он допустил ложное идеологическое высказывание, и это главным образом его вина.

В данный момент на Авроре почти безопасно. Во всяком случае земля была тщательно санирована, и теперь червь не встречается в естественной среде обитания, а передача его от человека к человеку возможна только внутриутробно.

Еще мы не съедобные. Наши организмы приспособлены носить в себе червя, но, если мы будем съедены (вернее, если будут съедены наши мозги), обжора погибнет от ксеноэнцефалита, который все еще крайне мучителен и смертелен для неадаптированных организмов.

Официально экспатам, вроде Максима Сергеевича или моего папы, запрещено заводить здесь семьи, но многие все равно вступают в отношения, ребенок в любом случае наследует червя и не может покинуть Аврору, поэтому особенного вреда от таких связей на первый взгляд нет.

Жаль, что папе пришлось отправиться обратно в Космос, жаль, что ему не понравилось здесь, у нас, так же сильно, как Максиму Сергеевичу.

Я и мои товарищи – первые участники проекта по контролируемой активации паразита. Если все пойдет правильно, мы обретем силы, которыми владели многие наши предки и не потеряем при этом разум. В случае нынешних солдат, например товарища Шиманова, такой исход – маловероятная случайность, почти чудо. Но мы, скорее всего, станем первыми, кто получит доступ к способностями червя намеренно.

Я думаю, мои возможности, червь в моей голове – все это послужит на благо нашего самого справедливого в мире государства. Я в этом уверен.

Пока я писал, за окном уже стемнело. Боря и Володя опять ушли. Мне кажется, Боря курит в тамбуре. Я не могу быть уверен в правонарушении, но, когда он возвращается, от него пахнет табаком. Это необходимо пресечь, и, когда Максим Сергеевич зайдет к нам, я обо всем доложу.

Тело Бори – государственная собственность. Он обязан сохранять свое здоровье ради того, чтобы его мозговой червь был максимально продуктивен. Кроме того, таким маленьким мальчикам вообще не стоит курить.

Я никогда не буду курить. И пить тоже никогда не буду.

А еще теперь за окном все как будто фиолетовое, очень красивое. Небо стало совсем похоже на дорогую ткань, а эти золотые звезды фонарей!

На картинках я много раз видел ночное небо таким, каким люди видели его с Земли. На Авроре оно другое, чуть более яркое, и рисунок звезд отличается. Я не вижу многих созвездий из тех, что видели земляне, или вижу их не так.

Из окна поезда не разглядеть никаких настоящих звезд, а свет фонарей размазан, будто кто-то промокнул блестящие эти пятна кистью. Это очень красиво, и мне так сильно нравится! За нами следом устремляется луна. Она похожа на большую игривую рыбу. Не формой, разумеется (хотя кто знает, какой формы рыбы будут на вашей планете), а той мягкой, изящной ловкостью, с которой она ныряет в небо.

Андрюша спит или делает вид, что спит. Он часто делает вид, что спит, а на самом деле – мечтает. Я ругаю его за бездеятельность, но, наверное, зря. Друзья должны принимать друг друга такими, какие они есть.

Андрюша совсем не бледный, даже смуглый чуть-чуть, но в темноте кажется почему-то очень белым. Его ресницы едва заметно подрагивают. О чем он думает, я не знаю, это никогда не бывает понятно. У Андрюши открытое, доброе, симпатичное лицо, кажется, такой человек должен быть как на ладони, но на самом деле все не так.

Я хочу понимать его лучше, чтобы быть более верным и добрым другом.

В железном подстаканнике стоит стакан, в стакане подрагивает недопитый Володин чай. Я смотрю на него, и он странный. Похож на янтарное море в волнах. Чай плещется, и свет фонарей пронзает его, а потом пропадает и снова возвращается. Очень-очень красиво.