Красная тетрадь

– Если они когда-нибудь придут в себя, – сказал Жорж, – их ждет большой и красивый мир, а если нет, что ж, я не могу сказать, что я вполне осознавал себя для того, чтобы оценить ничтожность своего положения.

Я сказал:

– Крайне мудрое решение нашего руководства – не оставлять в беде нуждающихся.

Тут Ванечка очень сильно наступил мне на ногу.

– Эй! – сказал я. – Больно!

– Конечно, тебе больно, – сказал Ванечка. – Ты же живой.

– Ну-ну, не ссорьтесь, – сказал Жорж. – Политика дело тонкое.

– У-у-у, – сказал Ванюша. – У-у-у, мне так не нравится.

– Тебе можно, – сказал Жорж. – Ты же дурачок. Кому какое дело, что тебе там не нравится?

– То, что он дурак, не значит, что он не такой же человек, как мы, – сказал я. – К нему нужно относиться с уважением, как и ко всем другим людям, а он взамен обязан поддерживать идеи, полезные для общества, в котором он живет.

– Ну, ты уже ко всем счет выставил, – сказал Жорж. А я понял, что совершенно не заметил, как это вот так спорю со взрослым, болтаю с ним, будто с другом, и до чего он мне приятен, хотя в нем есть все те качества, которые я считаю совершенно недостойными.

– Жаль, – сказал Жорж. – Я немногое могу вам рассказать.

– А почему бы просто не спасти нас всех? – спросил Ванечка. – Все бы стали сильными и захватили весь Космос.

– Ну ты подумай, малыш, кому захочется, чтобы его родственники, друзья, любимые становились сильными так ненадолго и такой ценой, – сказал Жорж. – Это не нужно никому. А живем мы неплохо, и не надо тут, а то блондинчик на тебя настучит. Но ладно, отвлекитесь-ка.

– А вы еще покажете?

– Да-да, я еще покажу фокус.

Жорж продемонстрировал нам открытую ладонь.

– Какая длинная у вас линия жизни, – сказал Ванечка. – Меня Фира гадать научила. А если куда-то на руке надавить, то можно узнать, сколько будет детей. Там горбы повылазят.

– Глупые суеверия. Ты Фире не верь, – сказал я. – Она народ дурит.

– Вы внимательно смотрите! – сказал Жорж, оскорбленный нашим диалогом. И мы стали смотреть внимательно. Что-то белое прорвало кожу, словно зернышко дало росток и пробило землю. Жорж и не поморщился. Кость не была костью, и я понял, что это лишь материал, которому можно придать любую форму.

Все сильнее расходилась кожа, брызнула кровь, показалась плоть. Костяной росток поднимался выше, а потом начал разветвляться. Снова появились отростки, но теперь они казались такими мягкими и пластичными, будто лепестки настоящего цветка.

Рана в ладони росла, потому что росток становился толще, выворачивал плоть. Отвратительно, конечно, но то, что сотворял из кости Жорж было в то же время и удивительно красивым.

Получался цветок, словно бы настоящий – гвоздика с ее зазубринками на лепестках и их причудливым сплетением. Белый каркас стал покрываться сосудами, которые ползли из ладони, а затем и необычной красной, насыщенной кровью плотью.

Цветок перед нами пульсировал и алел.

– Как красиво, – сказал я. – И ужасно. А сколько он проживет?

– Будет гнить, как и всякое другое мясо. Но кость – останется. Сколько таких сувениров я подарил инопланетным красавицам. Без мяса, впрочем. Хотя одна была большой затейницей и обещала хранить его в морозилке.

– А можно мне взять? – спросил Ванечка.

– Да на здоровье!

Жорж легко отломил цветок, будто он не был сделан из него самого, будто кость была хрупкой, как веточка. Хлестнула кровь из разорванных сосудов, и Жорж вытянул руку, чтобы не запачкать костюма, так отводят от себя норовистые бутылки газировки или шампанского, небрежно, просто, не думая ни о чем. Рана на его руке принялась затягиваться, и через пару секунд кожа уже была абсолютно целой.

Он вручил цветок Ванечке.

– Только девочкам не дари! – сказал он. – Несмотря на то, что я сказал, экзотику все-таки любят не все. Дарите девушкам нормальные цветы, мальчишки, мой вам совет!

– И я тоже так научусь? – спросил я.

– Не знаю, как у тебя с рисованием. Я сам почти гениальный художник. Если хорошо рисовать, знать анатомию и иметь отличное воображение, можно воспроизвести из себя любое животное, вырастить любую конструкцию. Но требуется особый разум и очень обширные знания. Не каждый дурак может, так сказать. Но я знал парня, который мог превращаться в любое животное за минуту. Сложно представить, а? А для кого-то потолок – это создавать защитный каркас. Я слышал истории о наших предках, которые путешествовали по рекам, будучи растворенной в них кровью, и умели собрать себя обратно. На такое даже я не способен! Но это-то, может, и враки.

– У нас в школе много времени уделяют рисованию и черчению, – сказал я. – И анатомии тоже.

– Теперь понимаешь, почему?

– Да, – сказал я. – Понимаю.

Ванечка рассматривал свой цветок, а я не был уверен, что смогу взять его в руки.