Красная тетрадь

Мягкие Верины пальцы, язык и губы делали невозможное. Алеша, не в силах больше сдерживаться, стонал, чувствовал соленый привкус крови на своих искусанных губах, и еще кое-что чувствовал, то на что уж и надежду потерял давным-давно…

Потом Вера деловито подняла насквозь мокрую рубаху, и уселась на него верхом, своею рукой, осторожно, но твердо соединив их тела в единое целое. Все последующее она тоже делала почти в одиночку, а Алеша чувствовал, как по его широким скулам катятся обжигающие и стягивающие кожу, горячие слезы. Стыд, страх и забытое наслаждение не давали ему дышать.

Когда все кончилось, Вера прилегла рядом на лавку и, ловко стянув через голову рубаху, спросила:

– Хочешь потрогать?

Алеша, не открывая глаз, протянул руку. Женщина направила ее к своей груди, а сама тем временем поскребла ногтями внезапно зачесавшийся бок.

– ВЫ, самоеды, своих баб-то ласкаете? – с честным исследовательским любопытством спросила Вера. Дыхание ее было еще бурным, но ритмичным, и говорить не мешало. – Дело-то общее, но ведь у каждого народа обычай свой, так я понимаю…

Алеша чуть заметно кивнул, дрожащей ладонью оглаживая чуть выпуклый живот и бедра Веры. Женщина удовлетворенно прижмурилась.

– Ну вот, а говорил: не могу, не могу! – усмехнулась она. – А все можешь, если тебя приласкать как следует. Следующий раз так трусить не будешь, так и еще лучше выйдет… Так вы, остяки, как предпочитаете-то? – не отставая от интересующего ее предмета, вновь спросила Вера. – Какой обычай у вас?

– У нас принято, чтобы мужчина сзади, – с трудом выговорил Алеша. – А женщина – на четвереньках. Но я не… – почему-то ему вдруг показалось, что его честный ответ касательно интимных привычек самоедов непременно должен оскорбить Веру.

– Ага! – удовлетворенно воскликнула Вера. – Поняла и запомнила. Но это мы уж в следующий раз попробуем. На сегодня тебе хватит… Ну, ты иди теперь в избу. Кваса выпей и спать ложись. Я мыться буду. А ты не мешай… Значит, вот как…

Лицо у Веры сделалось задумчивым, а Алеша вдруг вспомнил инженера Печиногу и представил себе, что у его вдовы и наследницы тоже имеется где-то такая специальная, разбитая на графы тетрадочка, вроде той, в которую она записывала латинские слова, и вот, она садится и записывает в нее следующей строкой:

«Остяки – тире – мужчина сзади, женщина спереди, на закорячках…»

Бледно улыбнувшись, Алеша, кряхтя, сполз с лавки. Вера игриво шлепнула его по тощему голому заду.

– Отвернись хоть, я оденусь, – жалобно попросил Алеша.

– Да завернись в простынь, возьми порты и иди так, – беспечно сказала Вера. – Кто на тебя глядеть-то станет. Бран с Медб? Так и пусть глядят. Они голого мужика сроду не видали. Им, должно, любопытно будет… Да хозяйство береги, чтоб не слизали или не скусили. Пригодится еще…

Проходя по деревянным мосткам расстояние в пять саженей, которое отделяло баню от дома, Алеша думал одновременно о нескольких вещах. О том, что все Верины привычки явно и больно напоминают время, когда она жила с Матвеем Александровичем Печиногой. Только ему напоминают или и ей тоже? О том, что сегодня он, уже того не чая, снова стал мужчиной. О том, что надо бы нанять мужиков и пристроить к избе новый флигель, ведь дети-то подрастают, и им нужны свои покои. О том, что если бы сейчас кто-нибудь что-нибудь сказал или сделал против Веры Михайловой, то он, старый остяк Алеша, зубами перегрыз бы этому существу становую жилу и с наслаждением, не дожидаясь последних судорог, выпил бы его теплую кровь. От этих странных мыслей Алеше попеременно становилось то холодно, то жарко. «Зачем связался?» – на пробу спросил он себя. Ответ пришел сразу, по-молодому веселый и яростный. И что бы ни случилось дальше, он ни о чем, совершенно ни о чем не жалел.

Глава 9 В которой рассказывается история сиротки Сони, а Веру Михайлову навещает полицейский урядник

Собаки трусили далеко впереди, радуясь первому, еще бодрящему, а не сковывающему до костей морозцу. В грязи дороги остающиеся от их лап, расплывающиеся следы казались невероятно огромными. Если не знать, то и впрямь впору думать об оборотнях. Иногда на бегу Медб оборачивалась к Брану и игриво кусала его за плечо, привлекая внимание. Кобель на заигрывания сестры почти не реагировал, держал какой-то свежий след. Время от времени Бран останавливался (Медб по инерции убегала вперед), поднимал к небу тяжелую башку и, поводя носом из стороны в сторону, нюхал хрустящий мелкой ледяной пылью, скомканный предзимьем воздух.