Красная тетрадь

Соня и Матвей уже были откуда-то осведомлены о моих приключениях. Показав мне свои игрушки (и вправду весьма оригинальные – даже в Петербурге я не видел ничего подобного), они чинно расселись на стульях и принялись расспрашивать меня. При этом ребятишки удивительным образом избегали детской и простонародной бестактности, что, несомненно, следует отнести к заслугам воспитывающих их людей. Соня больше интересовалась моими собственными переживаниями (например, не боялся ли я медведя?) и подвигами Нади Златовратской по спасению моей жизни. После она едва ли не со слезами на глазах заявила, что я – сильный и храбрый человек, потому что даже здоровый от разбойников да с непривычки в тайге теряется, а я, раненный и истекающий кровью, не сдался и сумел выжить наперекор всему. Глупо, конечно, но наедине с собой могу признаться: в тот момент мне, немолодому мужчине, польстило, что в глазах семилетней девочки я явно выгляжу героем. После я, конечно, посмеялся над собой, но… Матвей со свойственным его полу и возрасту интересом подробно расспрашивал меня о разбойниках – как они выглядели, что говорили, какое у них оружие и т. п. В конце разговора мальчику удалось еще раз удивить меня. Серьезно глядя мне в глаза, он тихо, но твердо спросил: может ли, на мой взгляд, зачем-нибудь пригодиться разбойникам маленький мальчик, ну, такой, к примеру, как он сам.

Опешив сначала, я быстро догадался, что ребенок, будучи развитым не по годам, размышляет о чем-то таком псевдо-героическом, вроде того, как мальчишки портовых городов средневековья мечтали стать пиратами и бороздить моря, осененные страшной тенью Веселого Роджера. Стараясь быть максимально убедительным, я сообщил ему все, что я сам думаю о разбойниках, отнимающих жизнь и имущество у ни в чем не повинных людей, а потом – о полной бесперспективности всех его замыслов относительно присоединения семилетнего ребенка к действующей шайке.

Матвей выслушал меня, не перебивая, кивком поблагодарил и о чем-то надолго задумался. Соня смотрела на брата с какой-то очень взрослой тревогой и пониманием, вероятно, она была в курсе его прожектов и, как и я, категорически их не одобряла.