Красная тетрадь

«А вот было так: Ёрмунд сделал наплевать на предупреждения Тронхьёнда, взял полный груз треска и отправился из Бьёркея в Тромсё…»

В нынешнюю навигацию лед в Обской губе встал рано и «Улыбка» застряла на зиму на Ямале. Свенсен распродал привезенный груз, но не смог всю долгую сибирскую зиму сидеть на месте и отправился путешествовать, оправдывая собственную непоседливость какими-то грандиозными коммерческими планами. Собирался добраться до Екатеринбурга, но подолгу гостил у многочисленных русских знакомых, и теперь уж сам не знал, как все обернется – не пора ли будет возвращаться назад, на шхуну.

Явившись в Егорьевск и едва не задушив в могучих объятиях своего старого знакомца – трактирщика Илью, веселый викинг сначала хотел дать бал в собрании, но потом передумал.

«Мужской разговор текёт привольно, если женщина сидит в своя половина и делает свои дела, – заявил он. – Вот у нас был такой случай: лопарь Хану не имел сына, и давал дочери слушать про мужские дела. Теперь она курит трубку, ходит в мужская одежда, ловит рыбу и не имеет чего…? Правильно! Ха-ха-ха! Мужа и детей! А лопарь Хану кусает локти…»

На вечеринку в «Калифорнии» Сигурд собрал чисто мужское общество, охотно руководствуясь при том советами Ильи. На условленный вечер городских, приисковых и прочих пьяниц-завсегдатаев тактично, но настойчиво переправили в «Луизиану». Проезжие гости, живущие в комнатах наверху, считались своими, тем более, что Свенсен накоротке сошелся со всеми уже в первый вечер после своего появления в Егорьевске.

Петя Гордеев, Дмитрий Опалинский, Андрей Измайлов и Гавриил Давыдов почти по-родственному сидели за одним столом. Пустые бутылки и штофы способствовали атмосфере интимности. Веревкин и Коронин по нелюдимости от приглашения отказались, и все собравшиеся их дружно за то осудили. Метеоролог Штольц в углу что-то втолковывал молодому Полушкину. Перевозбудившийся, краснорожий Свенсен бегал между всеми, вмешивался во все разговоры и беспокоился о том, хватит ли выпивки. При небольшом напряжении воображения легко было представить в его руке меч, а на голове – шлем с рогами. Двое проезжих гостей чиновного вида поглядывали на Сигурда с опаской. Третий, в штатском, но с военной выправкой, охотно вступал с норвежцем в разговор, снисходительно при том улыбаясь, и расспрашивал его о родине и виденном в дороге.

К собственному изумлению, Измайлов увидел в углу залы детей Пети и Элайджы – Лисенка, Волчонка и Зайчонка. Волчонок и Зайчонок просто сидели на корточках, прислонившись спинами к стене, и что-то жевали. Лисенок с выражением недоумения на остром лице рассматривала скрипичный смычок, который она забрала у старенького скрипача Якова, сидевшего тут же, на стуле.

– Что они тут делают? – спросил Измайлов у Пети, указывая на детей. – Я думал, они никуда в люди не ходят. Да и стоит ли им здесь…?

– Я их не брал, – с досадой откликнулся Гордеев. – Нянька их пришла к тетке Хайме помочь, вот и они за ней притащились. Вообще-то они дикие, но сюда, бывает, ходят – Илюшка племянников привечает, да и Хаймешка тоже… Я подумал: пускай их, они все равно ничего не понимают… – Измайлов с сомнением покачал головой. – Это Сигурд хорошо придумал, чтоб без баб, – усмехаясь, продолжил Петя. Никто не следил, но по виду он выпил более других. – Это правильно абсолютно. А то никакого удовольствия. Мне Машка еще при отце нотации читать пыталась…

– А кто ж мужика в выпивке ограничит, как не жена его? – удивился Опалинский. Он пил вместе со всеми, но не выглядел пьяным. Разве что речь стала более замедленной, и движения – менее точными. – Твоя-то всегда молчит, вот Маше и приходится…

– Я имел честь… – сказал Измайлов, обращаясь к Пете. – Я имел честь познакомиться в лесу с Элайджей Самсоновной. Она – удивительная женщина. Не похожая ни на кого. Богиня…

– Вы сказали: в лесу? – уточнил Давыдов.

– С ней только в лесу и можно познакомиться, – усмехнулся Дмитрий. – Более-то негде…

– Ты чего хочешь сказать? – набычился Петя.

– Ничего, ничего совершенно, – Дмитрий явно окорачивал себя, но водка уже сделала свое дело и его понесло. – Только интересно мне: об чем ты с ней все эти годы… Ну, как вы вообще с ней живете? Она же, в сущности, и не человек вовсе, не личность, я имею в виду… Неужели уж в постели что-то такое…

Давыдов предупреждающе взмахнул рукой и скорчил в сторону Опалинского ужасную гримасу, но Петя неожиданно миролюбиво ответил:

– Да, Митя, да, и это, и еще много всего. Тебе-то не понять. Машка – святоша, небось и сорочку-то ни разу не сняла…

– Господа, господа! – Измайлов, в свою очередь, замахал руками. – Прекратите сейчас! Помните: если мужчины говорят о своих отношениях с женщинами, то это либо еще те мужчины, либо еще те женщины, либо еще те отношения…

– Ловко! – восхитился Петя и, шевеля губами, попытался повторить и запомнить измайловский афоризм.

– Давайте станем пить за женщин! – донесся откуда-то сверху рев Свенсена. – Женщина – это приз мужчины. Смысл гонки и наказание одновременно. Вот у нас был такой случай…

– Выпьем! – подхватил Гордеев.