Красная тетрадь

– Да так, – в голосе Веры слышалась усталость. – Рассудите сами. Здесь, в тайге, обретается его бывший хозяин – Дубравин. Куда ж еще податься беглому каторжнику, как не к Черному Атаману?

– А-а-а, – разочарованно протянул Карп Платонович. – Вы в этом смысле…

– А вы что ж полагали? – откровенно усмехнулась Вера. – Что я сбежавшего Никанора в конюшне прячу, и нынче же его вам отдам?

– Я к вам по серьезному государственному делу пришел, Вера Артемьевна, и насмешки ваши мне совершенно ни к чему, – решительно произнес Загоруев. – Никанор Капитонов – разбойник и душегубец. Хочу вас доподлинно и официально предупредить: коли он к вам явится, постарайтесь как можно более про него вызнать, и сразу же в полицию, или хоть в приисковую администрацию сообщить. Чтобы все меры были приняты к его скорейшему задержанию и аресту.

– А отчего бы ему именно ко мне являться-то? Поболтать о Петербурге, о молодых годах, что ли? Это как-то мне странно. Особенно, если взглянуть, что и вправду он Матвея застрелил…

– Есть у полиции основания полагать, что сбежавший с каторги разбойник Капитонов может именно к Вере Михайловой с визитом прийти! – жестко сказал Загоруев. – И не заставляйте меня повторять и уточнять! Из ваших же, Вера Артемьевна, интересов. Не забывайте, что детки у вас…

– Причем тут дети?! – вскинулась Вера.

– Бог знает, что душегубу на ум-то придет… – Загоруев поднялся, собираясь прощаться.

От Веры несло таким холодом, что даже хорошо топленная печь не спасала полицейского от озноба. «Хорошо, хоть собак ее нету», – подумал он и почесал натертую воротником шею.

Когда Загоруев ушел, Вера без сил опустилась на дощатый пол и закрыла лицо руками. Она сидела так до вечера, и каждый непонятный звук за окном заставлял ее вздрагивать от страха и возбуждения.

Когда вернулись дети и собаки, она вдруг бросилась к ним и стала целовать всех подряд. Матюша глядел удивленно, чувствительная Соня обвила руками шею обычно неласковой приемной матери и заплакала. Бран и Медб отворачивали морды от нежданной ласки и осуждающе косились на свои пустые миски, в которых почему-то не было еды. Алые кисти собранной детьми рябины рассыпались на выскобленном полу. Лаская детей и псов, Вера отводила от взгляд от вытекшего из раздавленных ягод сока и из последних усилий не пускала в душу страшные воспоминания и предчувствия.

Вернувшемуся из деловой поездки Алеше она ничего не сказала о визите урядника.

Глава 10

Записки в красной тетради Андрея Измайлова, инженера.

От общей неловкости своего здешнего существования, вызванной в значительной степени нелепыми обстоятельствами изначального появления и обустройства, вздумал пошутить, исходя из признанных в Петербурге соображений, что правильно примененная ирония смягчает любую нелепость. Шутка получилась настолько изрядной, что, право, как бы и не получить чем-нибудь по голове, или еще иное физическое повреждение (хотя мне уж и прошлого довольно).

Спустился в лавку при гостинице «Калифорния», в которой покамест остановился и, рассуждая об своем инженерстве и местном колорите этой опаснейшей по здешним событиям профессии, приобрел большую тетрадь. Желтого, потребного для шутки, переплета не сыскалось, пришлось удовлетвориться красным. Согласно задуманному, прямо в лавке тетрадь открыл и написал заголовок. Баба, отпускающая товар (кажется, ее зовут Татьяной), прикрыла рот ладонью и куда-то убежала.