Красная тетрадь

Я – грешница, Сонюшка, это теперь сомнению не подлежит, но как мне с этим обойтись, вот тут-то ума моего никак не хватает. Не бежать же на улицу с криком! Карпуша советует: живи как жила, делай вид, что ничего не было и нету. А это как же возможно, ежели я теперь – блудная жена?! Да еще не просто жена, а жена священника… Иногда думаю: покаюсь Андрюше, брошусь в ноги, пусть он сам решает. Даже и страху особого в том не вижу, да только… смотрит он как-то… словно в летний день в ледник заглянуть – холод, тьма да супом с капустой пахнет. Нету там ничего для меня, понимаешь ли, Сонюшка? Ни разрешения, ни покаяния, ни наказания, ни освобождения – ничего! Я иногда думаю: как же он другим-то грехи отпускает? Откуда сердечное тепло берет? А отец мой? Господи, прости! Видать, совсем я от стада Христова отбилась, коли такое помыслить в себе могу…

Какое тебе счастье, что ты замужем теперь. Про тебя-то, даже не зная, точно скажу: уж не родители тебе жениха искали, а собственного сердца зов. Никто и никогда тебя по-своему не повернет. За то тебя и люблю, драгоценная Сонюшка! Оттого к тебе и пишу. Ты ведь, я помню, в Господа нашего и вовсе не веруешь, значит, какую-то иную опору в душе имеешь. Научи теперь глупую Фаню, коли тебе не в тяготу покажется: как мне с собой совладеть? А я думаю неустанно: как же это с мной так обернулось-то?! Ведь семья-то у меня какая? – С детства все в духовном токмо наставляли, батюшка с матушкой сил и тумаков не жалели, все добру да смирению учили. Что ж мне не впрок? Телесный зов во мне всегда силен был, как себя помню. А теперь, как в зрелость вошла, так и вовсе – прямо сил нетути. И рассказать срамно. Так и крутит всю, и тянет, и ведет… А особливо если мужчина собой приглядный… Что ж это такое-то? Дьявол меня искушает? Или это у всех так? И как другие-то женщины обходятся? Лет уж несколько тому назад, когда с Андреем-то все ясно стало, я было у маменьки попробовала выспросить. Так она только обняла меня и заплакала так горько, что и я не удержалась, ее жалеючи, и про все позабыла. Поревели друг у друга в обнимке, на том все и покончилось.

Теперь вот тебя пытаю. Уж прости меня, Сонюшка, за навязчивость, а только и вправду – край. Коли бы не так я небо синее, да березки золотые, да цветики весенние, да плюшки горячие, да соколика Карпушу любила – так бы и дорога мне в черный омут, да в могилку за церковной оградой. Жизни во мне, однако, много, оттого – погожу еще, помучаюсь. Может, и рассудит судьба как-нито.